Наследство Гришина: 8 килограммов медалей и банка с воздухом

Два года колонии, первый забег в пиджаке, изгнание из сборной по велоспорту — таким был путь Евгения Гришина к триумфу и пяти Олимпиадам.

26 января 1956 года в итальянских Доломитовых Альпах, в горном курорте Кортина д’Ампеццо, состоялось торжественное открытие седьмых зимних Олимпийских игр. Главное событие той Олимпиады — дебют советской команды, а одним из героев Игр стал конькобежец Евгений Гришин, выигравший две из четырёх дистанций. О выдающемся спортсмене и его первом золоте в своей рубрике «В мемориз» вспоминает обозреватель «Чемпионата» Лев Россошик.

«Хорошая у тебя мама. Только седая»

Ранней весной 1964 года в Горький приехал Евгений Романович Гришин. Приехал после своей четвёртой Олимпиады к своему приятелю и моему учителю Михаилу Марину, который как раз заканчивал документальную повесть о четырёхкратном олимпийском чемпионе. Под вечер оба собрались на какую-то, выражаясь современным языком, тусовку. Поймали попутку, позвали меня в машину. Я весь аж задрожал от вероятной удачи — неужели с самим Гришиным за одним столом окажусь? Но после пары километров у Дома Связи на площади Горького Марин попросил водителя остановиться и, повернувшись ко мне, сидевшему рядом с Романычем, тоном, не поддающимся возражению, приказал: «Всё, молодой, ты приехал. Выходи!» Гришин было вступился: «Ну что ты, Мишка, пусть пацан с нами поедет». «Мал ещё, рано ему водку жрать. Уроки, небось, ещё не сделал, школьник».

Повесть Марина «Жизнь слагают секунды» вышла через год, я стал обладателем одного из первых экземпляров с подписью автора и был невероятно горд своим пусть даже мимолётным общением с героем книги. Гришин, вообще-то, мог на членство в Союзе писателей претендовать, ведь он написал целых четыре автобиографических книги. Первая вышла вскоре после Игр в Гренобле и называлась просто «500 метров». Последняя — «Такое не забывается» — спустя более 30 лет, в 2001-м.

Но я больше доверяю рассказанному в повести, самому бывает как-то не с руки описывать все события, особенно если они происходили в суровые военные и послевоенные годы, да не в Москве, а в родной для Гришина Туле. А уж вспоминать о связях с блатными, которые были в то время кумирами для оставшихся без отцов 13−14-летних пацанов, и вовсе не хотелось.

А через всё это будущему олимпионику пришлось пройти, пока он находился на распутье, пока выбирал, в какую сторону от заветного камня идти. «Для Женьки самым трудным было принять решение. Зато приняв, он становился упрямым и спокойным». Это из маринской повести.

Трудно сказать, как бы сложилась дальнейшая жизнь будущего чемпиона, исключённого из школы и примкнувшего к воровской шайке малолеток, если бы не мудрый дознаватель, который вёл дело об ограблении продуктового склада. «Словно улитка в раковину прятался от него Гришин, и была эта раковина очень прочной». И всё-таки следователю удалось расколоть «раковину». Перед тем как передать дело в суд, он предложил арестованному встретиться с матерью: «Приходила она ко мне. Хорошая у тебя, Гришин, мама. Давно она седая-то?»

Глаза у Женьки вмиг стали изумлёнными и растерянными, он возмутился было, сказав, что мама его, Анфиса Васильевна, вовсе не седая. «Из-за тебя, значит, поседела!». В течение двух дней, что продолжался суд, Женька сидел, опустив голову, и в зал не глядел. Только услышав приговор — два года заключения в исправительно-трудовой колонии условно — поднял глаза и увидел в зале родное лицо. Следователь не врал — мать была седая.

Фото: РИА Новости

Костюм для первого старта

Он дал ей слово, что с прошлым покончено. Всерьёз увлёкся рисованием, сдал экзамены в школу гравёров при знаменитом оружейном заводе, на котором до войны работал погибший на фронте отец, а теперь трудился старший брат Михаил. Он-то однажды и зазвал Женьку на каток, где сам занимался в хоккейной секции. Но Гришин-младший хоккеистом так и не стал. По воле случая.

Произошло следующее. Местному отделению общества «Трудовые резервы», в котором работал родственник Женьки, известный в Туле спортсмен, мастер спорта по велоспорту Николай Дронов, руководивший зимой ещё и конькобежной секцией, срочно требовался юноша для клубного зачёта, иначе всю команду не допускали к областным соревнованиям. Увидев племянника на коньках, тут же призвал пацана на выручку, даже собственные беговые «хаги» по этому случаю не пожалел. Для Гришина, который до этого катался только на хоккейках, было поначалу непривычно бегать на коньках с длинным лезвием. Но приглядевшись, как красиво и плавно катятся на «ножах» старшие, он быстро освоил новый «снаряд».

На первые в жизни соревнования после единственной тренировки новичок пришёл будто в клуб на танцы — в перешитом отцовском пиджаке и отутюженных брюках. И, несмотря на замечание дяди Коли, наотрез отказался снимать прикид.

А бежать Гришину пришлось с чемпионом города среди юношей. Тот, как и положено, стартовал в чёрном конькобежном костюме — трико и свитере. Как ни старался Женька не отстать, всё-таки проиграл на самом финише. А послушался бы Дронова и снял застёгнутый на все пуговицы пиджак, который во время забега превращался в пузырь, мог спокойно опередить чемпиона. Первой наградой 14-летнему призёру кроме традиционной грамоты стал серый бумажный кулёк с круглой белой булкой, пакетиком сахарного песка и тремя ломтиками сыра, которые он вручил изумлённой матери и с гордостью заметил: «Премия»…

Всего через день он по рекомендации Дронова занимался уже у Якова Яковлева в местной детской спортивной школе, причём в одной группе с тем самым чемпионом города. «Тренировался Женька, как рисовал, — много и с удовольствием». И на первых же соревнованиях в зимние каникулы взял реванш у своего первого соперника на 500 метрах, опередив его сразу на полторы секунды. И добившись желаемого, заскучал. Благо, Яковлев вовремя прочувствовал состояние пацана: «Не в одной нашей Туле на коньках бегают. Будут у тебя и другие соперники. Всегда будут. Об этом помни. А если забудешь — конец, не быть тебе спортсменом».

Гришин словно губка впитывал наставления первого тренера: «Что такое спортсмен? Как угадать настоящего? По результатам, что ли? Ошибаетесь! Спортсмен — это характер. Характер, понимаете? А природные данные — это уже дело второе, а первое — характер».

Женька прогрессировал быстрее некуда. Через год выиграл чемпионат России в спринте с новым всесоюзным рекордом среди юношей — 47,6, а на чемпионате СССР того же 1946-го сбросил с этого времени ещё две десятые… О нём даже довольно большая заметка в «Советском спорте» появилась под ненавязчивым заголовком «На пороге мастерства». Его стали приглашать на всесоюзные сборы вместе со взрослыми. Ещё через год новый рекорд — 45,7, и новая победа на первенстве страны в Свердловске.

Лёд или бетон?

В межсезонье Яковлев порекомендовал заняться велосипедом. Женька же давно мечтал покататься на знаменитом тульском треке, и опять не обошлось без Дронова — на сей раз тот позаимствовал племяннику свой велосипед. И здесь у Гришина всё сразу стало получаться — за одно лето побил едва ли не все юношеские рекорды.

До поры ему было всё равно — на велике гоняться или на льду соревноваться. Главное — заполучить наконец маленькую, чуть больше 15-копеечной монеты золотую медаль на синей колодке, которую взрослые чемпионы страны носили на лацкане пиджака. Ни о чём другом и не мечтал. Ну и красный свитер с советским гербом на груди, который надевали на чемпионов страны в коньках, не помешал бы, конечно.

С 1949-го он выступал уже во взрослых чемпионатах страны и по конькам, и на треке. Вот только побеждать пока не получалось. Юрию Сергееву, известному конькобежному спринтеру, который в своё время напророчил совсем юному туляку большое спортивное будущее, 19-летний Гришин проиграл, хотя и показал очень приличное время — 43,5, очередной юношеский рекорд. Особо не обрадовался даже, когда следующей зимой впервые надел костюм с четырьмя буквами СССР и отправился в Румынию на Международные игры молодёжи и студентов.

Летом на треке выиграл спринтерскую гонку на республиканском чемпионате. И подумал было, что именно в этом спорте быстрее достигнет спортивных высот, раз в коньках не получается. Но на чемпионате страны вновь оказался вторым, и опять засомневался, правильно ли расставил приоритеты. Больше всё-таки склонялся и конькам. Однако из Москвы пришёл вызов на международные соревнования по треку, и тренер сборной Леонид Шелешнев сообщил, что отправится он туда первым номером.

Зимой же его вновь потянуло на лёд. Тем более что заработала «фабрика рекордов», как чуть позже стали называть каток в урочище Медео под Алма-Атой. Там тренеры порекомендовали Гришину пробежать длинный спринт — 1 000 метров, дистанцию в то время для мужчин неофициальную. И Евгений неожиданно для многих превзошёл мировое достижение знаменитого шведа, пятикратного олимпийского чемпиона Класа Тунберга, продержавшееся более 20 лет. А вечером того же дня на имя Гришина пришла правительственная телеграмма: «Поздравляем званием заслуженного мастера спорта». И это в 19 лет! До того дня в столь раннем возрасте главное почётное спортивное звание не присваивали. Ни в одном виде спорта.

Летом 1952-го новоиспечённый ЗМС по конькам всё-таки тренировался на юге вместе с остальными кандидатами на поездку в Хельсинки на летние Олимпийские игры. И на Игры отправился едва ли не первым номером сборной трековиков. Но последнюю прикидку, уже на месте, в финской столице, проиграл, за что был отправлен в запас и на старт на своей первой Олимпиаде так и не вышел. Правда, была и ещё одна версия неучастия Гришина в соревнованиях на первых для советских спортсменов Играх: он наотрез отказался выступать на отечественном велосипеде, предпочитая итальянский, за что какой-то спортивный чин приказал тренерам изгнать строптивого новобранца из сборной.

Фото: РИА Новости

«Если господин Гришин не станет чемпионом, я верну гонорар»

Константин Кудрявцев, у которого теперь тренировался призванный в армию и переехавший в Москву Гришин, настоял, чтобы спортсмен определился: что для него важнее — коньки или велосипед. И ученик принял решение. На чемпионате мира по конькобежному многоборью 1954 года в Саппоро он, спринтер, смог подняться на пьедестал почёта, вслед за своими товарищами по команде Борисом Шилковым и Олегом Гончаренко. Самым сложным для Гришина было бежать «десятку» — 25 кругов всё-таки. Благо он попал в пару с другим советским скороходом, причём, стайером, Робертом Меркуловым, и упросил его поработать «зайцем», то есть, помочь, повезти его за собой.

«И Меркулов тащил Гришина за собой 20 кругов. Бежать было трудно. Снег завалил дорожку, силы, казалось, вот-вот иссякнут, но Женя бежал. А как прошёл последние круги — и не помнил: гудела голова, одеревенели и перестали слушаться ноги, спину будто кто-то сломал в пояснице». Но бронза, первая медаль чемпионата мира была завоёвана.

Через два года он ещё раз поднялся на мировой пьедестал в классическом многоборье, и вновь на его третью ступеньку. А ведь мог и чемпионом стать, если бы не внезапная боль в ноге, которую почувствовал ещё по ходу своей любимой 500-метровки. Тренеры настаивали вообще сняться, не рисковать. Но упрямый Гришин настоял, что продолжит состязаться, «десятку» вообще пробежал с лучшим для себя результатом, и по сумме завоевал вторую мировую бронзу в многоборной «классике». Всё это происходило на знаменитом норвежском «Бишлете», где местные скороходы редко когда проигрывали. А тут облом — первый Гончаренко, второй Меркулов, Гришин — с бронзовой медалью.

Теперь скандинавы настраивались на реванш на чемпионате Европы в Финляндии, куда советские конькобежцы перебрались из Норвегии без заезда домой. Все были в приподнятом настроении — один Гришин хандрил: нога продолжала беспокоить. Отыскали лучшего во всём Хельсинки травматолога, и тот пообещал за три сеанса поставить Евгения на ноги. Правда, приличную сумму за лечение запросил. Пришлось отдать всё, что было, да ещё у ребят подзанять. А на последнем сеансе финский доктор пошутил: «Если господин Гришин не станет чемпионом Европы, я готов вернуть ему свой гонорар». И на прощанье вручил баночку с какой-то мазью, которую нужно было втирать в мышцы ног перед каждым забегом.

То ли почувствовал финский эскулап гришинский настрой, то ли просто не очень разбирался в конькобежных делах, ведь, если не ошибаюсь, никогда — ни до того, ни после, вплоть до наших дней, спринтерам не удавалось побеждать в классическом многоборье на официальных международных стартах. А тут случилось! По завершении турнира Гришин увенчан был столь вожделённым лавровым венком чемпиона!

Каток на льдине

Правда, произошло это уже на исходе самого счастливого для спринтера сезона — после двух его олимпийских побед. В Кортина д’Ампеццо соревновались исключительно мужчины. Каток соорудили на горном озере Мизурина, что на высоте 1 755 метров над уровнем моря: в огромной массе льда была выпилена необходимая по размерам ледовая глыба, на которой был размечен классический 400-метровый овал. Лёд заливали кристально чистой озёрной водой. И это создавало близкие к идеальным условия в первую очередь для спринтеров.

«Я был уверен, что будет установлено несколько мировых рекордов, — признавался позже нынешний президент Международного союза конькобежцев Оттавио Чинкванта, который, в то время 17-летний юноша, присутствовал на соревнованиях в качестве зрителя. — Так и случилось. Особенно поразил меня бег Евгения Гришина. Вначале он здесь же, на открытом чемпионате Италии перед самой Олимпиадой, пробежал 500 метров за 40,2 секунды, побив мировой рекорд. Несколько дней спустя на олимпийских состязаниях Гришин повторил этот результат. Он стартовал в первой паре с англичанином Джоном Кроншеем и, мне казалось, летел надо льдом. Но потом я слышал: сам Гришин заявлял, что бежал слишком скованно».

Да и как можно было быть довольным, если вначале диктор вообще перепутал время, объявив результат на целую секунду хуже, а потом ждать и дёргаться, пока не финиширует последняя пара. «Когда всё кончилось, Женя почувствовал вдруг такую тягучую усталость, что у него закружилась голова и поплыли перед глазами цифры на табло. Лишь одна строчка ярко вспыхнула: „Grishin — 40,2“, и тут он сообразил, что стал чемпионом Олимпийских игр».

«Полуторку» бежали через день. В первых парах тон задавали финны Юхани Ярвинен и Тойво Салонен. Первый установил ориентир, побив недавний мировой рекорд Юрия Михайлова, — 2.09,6. Второй — превзошёл соотечественника на 0,4 секунды.

К Гришину подъехал Кудрявцев:
— Финны-то как ахнули!
— Ничего, Константиныч, всё будет в порядке, — выдавил Евгений и пошёл на старт.

Тренер с «биржи» корректировал бег ученика. После финиша, когда на табло загорелись цифры — 2.08,9, Гришин не преминул поддеть Кудрявцева:

— Я же сказал, Константиныч, всё будет в порядке!

А к старту готовился Михайлов. Волнуется.
— Дай перчатки, — просит у Гришина.

Женя отдал ему свои мягкие шерстяные перчатки.
— Давай, Юрка! — крикнул вдогонку.

И Михайлов с первых метров начал крушить график Гришина, и хотя к финишу заметно сдал, но всё же смог повторить время товарища. Медали вручали на другом катке, где соревновались хоккеисты и фигуристы. И они вдвоём стояли на верхней ступеньке олимпийского пьедестала, а вторая пустовала…

Вполне логичным завершением самого удачного для Гришина сезона стали сразу две заветных золотых медали за первые победы в чемпионате страны на 500 и 1 500 метров. Добился-таки своего мечтавший с детства об этой награде уже всемирно известный чемпион.

Фото: РИА Новости

Вдыхай полной грудью!

Все четыре межолимпийских года он продолжал выступать с переменным успехом. А перед самым Скво-Вэлли не заладилось — соревнуясь на Медео, упал на «пятисотке» и «полуторку» проиграл. Так что в команду 29-летнего Гришина включили с большими оговорками, всё намекали, что пора заканчивать карьеру, чтобы дал он возможность проявить себя тем, кто моложе. Однако упёртый Гришин, как всегда, хорохорился: «Вот если победят меня — тогда без звука уступлю место». Но веры в Деда (даже прозвище такое ему прилепили) всё равно не было.

А он — о, чудо! — вновь оказался лучшим. Хотя…

В Америке многое было впервые. И дебют женщин, и искусственный лёд. В спринте ориентир установил стартовавший в одной из первых пар американец Билл Дисней — всего десятую не добежал он до гришинского рекорда четырёхлетней давности. Всё говорило о том, что для победы понадобится показать рекордное время. Но стартовали пара за парой, а время американца так и оставалось на первой строчке. До забега Гришина.

Ему опять не повезло с напарником — в Кортина был какой-то англичанин, на сей раз не менее тихоходный австриец Франц Оффенбергер. Да и стартовать пришлось по внешней дорожке, значит, перед финишем предстояло огибать малый вираж, что весьма сложно, когда ты летишь, набрав приличный ход. Евгений действительно со старта набрал прямо-таки ураганную скорость, и на выходе из малого виража центробежная сила потащила его вправо. Гришин взмахнул руками, выпрямился и несколько метров проехал на прямых ногах. Не упал, но напрочь растерял завоёванное преимущество.

Последнюю сотню метров он бежал, будто со старта. Но время на финише — надо же! — оказалось равное его же рекорду. И это при таком-то сбое, когда было потеряно никак не меньше секунды. И на «полуторке», как и за четыре года до этого, он победил, и вновь разделил первую ступень пьедестала, на сей раз с норвежцем Роальдом Осом.

Уж если в Скво-Вэлли Гришину непросто было прорваться, то в Инсбрук в 1964-м и того труднее. Он ведь ещё на четыре года старше стал. Но ветеран и на австрийском льду вновь мог отличиться, не случись очередного сбоя. В итоге уступил только американцу Терри Макдермотту, который всего на 0,1 улучшил гришинское олимпийское достижение. А рядом с заслуженным ветераном на второй ступеньке пьедестала стояли ещё двое — советский спринтер Владимир Орлов и норвежец Алв Гьестванг.

Он не хотел уходить побеждённым, верил в свои силы и надеялся, что в Гренобле на своих пятых Играх ему, 37-летнему, улыбнётся удача.

Мы смотрели прямую телетрансляцию из Франции с Мариным и, естественно, переживали за Гришина. Как же было обидно, когда храброму упрямцу не хватило какой-то десятой доли до медали. У Романыча оказалось 40,6 на финише, а у Макдермотта и норвежца Магне Томассена, добежавших до серебра, по 40,5. Но всё равно Гришин оказался лучшим из советских спринтеров на этой дистанции…

Как рассказывал мне известный журналист Анатолий Юсин, помогавший Гришину писать все его четыре книги, как-то понадобилось сфотографировать за обложки одной из них все завоёванные медали и жетоны Романыча. Чемпион сложил их в сумку. Так фотограф еле приподнял её. Ради интереса поставили груз на весы — стрелка перевалила за восемь килограммов!

Но была в коллекции Евгения Романовича одна вещица, вовсе невесомая, но не менее дорогая, чем все его завоёванные награды. На вид — обычная консервная банка из-под кока-колы или зелёного горошка, но с яркой этикеткой — эмблемой Белой Олимпиады 1968 года. И над ней надпись: «В этой банке хранится свежий воздух Олимпиады». А чуть ниже: «Способ употребления: вскрыть банку обычными, всеми доступными средствами. Показано при: моральных депрессиях, стрессах, сплине, упадочных настроениях. Вдыхать полной грудью».

Наверное, банка эта так и осталась закупоренной в семье Гришина и после смерти Евгения Романовича в 2005 году.

Лев Россошик