Тарасов и журналисты

В мае 1969 года недоброжелатели Тарасова из числа журналистов вознамерились при содействии «Правды» убрать Тарасова, а заодно и его коллегу Чернышева из сборной. Инициатором написания статьи «Прощай, хоккей, в начале мая», опубликованной «Правдой» 12 мая 1969 года, стал корреспондент ТАСС Владимир Дворцов — страстный болельщик «Спартака», на дух не переваривавший ни ЦСКА, ни Тарасова. Дворцов чрезвычайно гордился статьей, называл ее «одной из самых заметных статей, появившихся в главной газете страны». «Таких статей о хоккее — заметьте, сверхблагополучном виде спорта в нашей стране, — говорил он, — до сих пор не появлялось ни в одной отечественной газете».

Дворцов раскрыл механизм подготовки в Советском Союзе материалов конкретной направленности. В перерыве одного из матчей чемпионата страны Дворцов предложил своему близкому приятелю, известному телекомментатору Николаю Озерову, еще одному поклоннику «Спартака», а также работавшему в «Советском спорте» Евгению Рубину втроем написать статью против Тарасова. Сам он брался пристроить статью в «Правду».

Лев Лебедев, ответственный в газете за спортивную тематику, охотно согласился с задумкой Дворцова, сказав, правда, что будет достаточно и двух подписей — Дворцова и Озерова. Но автор идеи настоял на «тройке».

Как проходил процесс создания «одной из самых заметных статей»? Дворцов сначала ездил к Озерову и обговаривал с ним тезисы. Потом отправлялся к Рубину, и они на пишущей машинке перекладывали устный текст на бумагу. Затем Озеров, прочитав статью, отправил ее с Дворцовым в ЦК КПСС к Александру Николаевичу Яковлеву, своему давнему знакомому, занимавшему в «инстанции» (как называли ЦК) исключительно важный пост — заместителя заведующего Отделом агитации и пропаганды. «Озеров, — вспоминал Дворцов, — очень активно поддерживал мою идею — написать не куда-нибудь, а именно в главную газету страны… «Уж ударить, так ударить!” — восклицал он. И в свою очередь обещал заручиться поддержкой ответственного за идеологию в ЦК партии Александра Яковлева. А это уже был большой плюс. Одно дело — будет Лебедев сдавать статью, хоть и именитых авторов, а другое дело — ее «лоббировал” сам Яковлев. Хотя как на это посмотрит главный редактор «Правды” Михаил Зимянин? Может, у них с Яковлевым какие-то сложные отношения. Но потом все оказалось очень хорошо: я принес статью Лебедеву, и буквально в этот момент ему позвонили от Зимянина, чтобы он дал ему почитать материал. Лебедев еще сам не читал статью, а откуда же Зимянин мог узнать про нее?.."

Это была та самая статья (о которой мы вскользь упомянули выше), вышедшая в газете «Правда» в понедельник 12 мая 1969 года, на следующий день после того самого матча, когда Тарасов увел свою команду с площадки. Сообщение об этом инциденте, небывалом для советского хоккея, было заверстано прямо в статью, и весь ее пафос и антитарасовская направленность потеряли смысл. Обличители поначалу обрадовались удачному совпадению, но потом поняли, что события в Лужниках приземлили их идею. Казавшиеся авторам важными для судеб отечественного хоккея рассуждения превратились в банальность. Рассуждали же они о том, что тренеры сборной ориентируются в основном на хоккеистов из своих клубов и не предоставляют возможность проявить себя «высококлассным» (по мнению авторов или людей, соображениями которых они руководствовались) игрокам из других клубов. При этом назывались имена В. Жидкова из Горького, В. Кузьмина из «Спартака», В. Никитина и Ю. Ляпкина из Воскресенска.

Тема, давно уже набившая оскомину у специалистов. Если говорить о ЦСКА, то Тарасов готовил для сборной игроков, которые, по словам Бориса Михайлова, «выдерживали конкуренцию с ведущими мастерами из других клубов». Постоянно споривший с Тарасовым партнер Михайлова Владимир Петров, отвечая однажды на вопрос знаменитого баскетбольного тренера Александра Яковлевича Гомельского: «Что отличало Тарасова от остальных тренеров, чем он был велик?» — сказал: «Он опережал время, его идеи двигали хоккей вперед, он был творцом, смотревшим на много лет вперед. Да, он брал подающих надежды, умел разглядеть талант, гранил его, заставлял много трудиться, подчас был жесток, но доводил человека до совершенства. Скажу честно, без Тарасова я бы не стал чемпионом Олимпийских игр, мира, СССР, а остался бы середнячком, как и многие другие».

Михайлов и Петров знают, о чем говорят. Их, как и других не слишком известных хоккеистов, приглашали в ЦСКА для того, чтобы сделать из них форвардов, способных стать лидерами атаки не только ЦСКА, но и сборной. Верхом нелепости выглядела бы ситуация, в которой Тарасов лишь для того, чтобы угодить неким радетелям равного представительства в сборной игроков из различных клубов, оставил бы дома Михайлова и Петрова, а в состав наигранного звена включил новых игроков, неизвестно, способных ли сыграть на самом высоком уровне.

Спустя годы после публикации статьи в «Правде» о ней помнили только Дворцов и Рубин. Рубин, например, был убежден, что Тарасов отыгрался на нем одном, заставив газетное руководство отлучить его, Рубина, от хоккея; соавторы же его были защищены от тарасовского гнева — Центральным телевидением (Озеров) и ТАСС (Дворцов).
Тарасова Рубин называл «злодеем». «Я понимал, — утверждал он, — что удар должен быть нанесен по мне. Он, этот удар, вскоре и последовал. По какому-то поводу сборная проводила товарищеский матч в Лужниках. В нем впервые сыграл одаренный ленинградский вратарь Владимир Шеповалов. Сыграл прилично, но однажды сплоховал: выставил перчатку навстречу летящей шайбе, но промахнулся и пропустил гол. Я упомянул об этом в репортаже, оговорившись, что ошибку следует объяснить естественным волнением человека, первый раз в жизни надевшего форму национальной команды страны. На следующее утро меня вызвал главный редактор Киселев.
— Я только что из комитета, — грустно сообщил он. — Там в кабинете председателя бушевал Тарасов. Он кричал, что игроки боятся открывать «Советский спорт”, чтобы не наткнуться на наши разносы. Что у Шаповалова была истерика, когда он увидел ваш репортаж. Что тренеры сборной не ручаются за ее успехи, если вас не остановить… Я попросил вас зайти, — продолжал Киселев, — чтобы вы имели в виду разговор в комитете и были поосторожней.

Хотя мне тогда уже стукнуло сорок, я еще не поборол в себе привычку возмущаться несправедливостью обвинений и перестал здороваться с Тарасовым. Недели через две после вызова к редактору управление кадров комитета приказало сместить меня с должности и. о. зав. отделом».

В интервью «Огоньку» Рубин поведал иную историю своего смещения с должности в «Советском спорте». «В брежневские времена царил дикий антисемитизм, — говорил он. — Я лет семь был «и. о.” редактора крупного отдела в «Советском спорте”. Как-то подошел к главному редактору Владимиру Новоскольцеву: «Почему не уберете эти буквы — и. о. Почему я не член редколлегии?” Тот усмехнулся: «Женя, вам нужны шашечки или ехать? Зарплата у вас как у члена редколлегии…” Мы посмеялись и разошлись. Но вскоре его тестя сместили из секретарей Ц. К. Новоскольцева отправили на понижение, в журнал «Спортивные игры” (тестем Новоскольцева был секретарь ЦК КПСС Петр Поспелов: из секретарей его попросили в мае 1960 года, а до октября 1961-го он оставался кандидатом в члены Президиума Ц. К. КПСС; потом его перебросили на директорскую должность в Институте марксизма-ленинизма, но Новоскольцев редакторствовал в «Советском спорте» до июля 1968 года. — А. Г.). Новый главный редактор сразу отобрал у меня и буквы «и. о.”, и отдел. Я перебрался в еженедельник «Футбол-хоккей”, где работал до эмиграции».

Какое отношение ко всему этому имеет Тарасов? И что означает временная привязка: «сразу отобрал»? Николай Киселев возглавил «Советский спорт» в июле 1968 года. Его перевели в газету из спортивной редакции ТАСС. Статья в «Правде» за подписью трех авторов появилась в мае 1969-го. В системе «Советского спорта» (после газеты в ее приложении — еженедельнике «Футбол-хоккей») Рубин проработал до 1978 года.

Легче всего списать всё на Тарасова. И вот уже после кончины мэтра продолжают гулять истории о кознях Тарасова по отношению к несчастным журналистам. «Он мог и по головке погладить, — писал в «Советском спорте» Геннадий Ларчиков, — а мог через час публично оскорбить, а при случае даже подложить свинью. Как это было, например, в 1967 году, когда по инициативе Тарасова был лишен права освещать чемпионат мира в Вене хоккейный журналист номер один, редактор отдела спортивных игр «Советского спорта” Евгений Рубин».

Тарасову многие советовали перестать ссориться с журналистами и сделать их своими союзниками. Как делали это и продолжают делать многие тарасовские коллеги, ублажая представителей СМИ заграничными поездками вместе с командой, безоговорочным доступом к ведущим игрокам и пропусками в ВИП-ложу. Но Тарасов не мог переступить через себя. Он небезосновательно считал подавляющее большинство пишущих о хоккее дилетантами, не способными донести до публики суть происходящего на площадке.
…

Отрывок из книги Александра Горбунова «Анатолий Тарасов» (серия ЖЗЛ)