«Сделали снимок, а в голени дыра. Сквозная!» От игрока до директора школы в ЦСКА

«Сделали снимок, а в голени дыра. Сквозная!» От игрока до директора школы в ЦСКА

Он играл у Иванова и Садырина, забивал Бразилии, помнит юного Мамаева, тренировал Чалова. Масса историй от нового директора школы ЦСКА.

Корнаухова стало так много по выходным «в телевизоре», что болельщики уже, наверное, воспринимают его как старого доброго знакомого. Между тем обстоятельных интервью, а не экспертных оценок для кого Олег, для кого Олег Дмитриевич дал одно-два за карьеру. Предыдущее — лет 15 назад. Очередная жизненная веха — назначение директором школы столичного ЦСКА — повод не только обновить информацию в профиле, но и вспомнить прошлое, подытожить пройденное.

«Чалов скромный по жизни, но не на поле»

— Как переквалифицировались из тренера в директора?

— На самом деле неожиданно. В конце прошлого года вызвали в офис. Роман Юрьевич Бабаев без лишних предисловий сообщил о назначении — я даже «да» или «нет» не успел сказать. Выйдя от него, подумал: «Ничего себе, поговорить приехал». Сами понимаете, от таких предложений не отказываются.

— Какие задачи, идеи?

— Есть мысли, как усовершенствовать систему, но революций устраивать не собираюсь. Хочу, чтобы каждый сегмент школы работал чётко и правильно, как часы. Контроль обязан быть, но в разумных пределах — у нас на каждом участке трудятся профессионалы. Если я даю задание, мне не нужно ежечасно следить за его выполнением. Есть много направлений, которые можно развивать, но главная цель остаётся неизменной: школа должна выпускать конкурентоспособных футболистов. Пускай до вершины вертикали дойдут единицы — есть другие команды, лиги. Не стоит забывать, что футбол — не только игра, но и бизнес.

Тот же Федя Чалов прошёл в школе весь путь, от и до. Но то, что видят люди, о чём говорят и пишут — только вершина айсберга. Как он прошёл, какие для этого были созданы условия — никто не знает. Моя задача, чтобы в этой, невидимой части «айсберга» работали: а) профессионалы; б) люди, которые по человеческим качествам подходят друг другу.

— Чалов с детства выделялся?

— Его возраст я почти три года вёл. Федя всегда был крепким мальчишкой. Ему есть в чём развиваться и куда расти, но по детям он выделялся, привлекался в юношеские сборные. Талантливые ребята — они сразу видны. Наверняка смотрели в интернете видео маленького Месси. Что он делал тогда, то, по сути, делает и сейчас: берёт мяч и обыгрывает всех. Вот и Чалов каким был, таким и остался. Только забивал в детстве побольше, чаще брал инициативу на себя. Да, ему не хватает взрывной скорости, но мальчишка думающий, хитрый, неплохо оснащённый технически. У него творческая семья — папа, мама вкладывают правильные ценности. Надеюсь, Федя понимает, что для дальнейшего роста ему нужно перешагнуть эту ступень, на которую поднялся на эмоциях и юношеском задоре. Если у него это получится, буду только счастлив.

— Три главных человеческих качества Фёдора?

— Он скромный — по жизни, но не на поле. В футболе нужно быть волком. Умный мальчишка, компанейский. Мне очень приятно, что ребята умеют дружить. Уверен, эти отношения они пронесут через годы.

Найдите Чалова
Фото: из личного архива Олега Корнаухова

— Кто-то ещё из ровесников Чалова пробился наверх?

— Команда 1998 года рождения по-своему уникальна: процентов 60−70 парней, которые дошли до молодёжки, в ней играли фактически с основания, с 5−6-7 лет. Кто-то из выпускников (Станисавлевич, Пухов) уехал за границу, кто-то в аренде в ФНЛ, ПФЛ. Есть способные ребята, но хотелось бы, чтобы их процент был ещё выше. Из школы выходит много игроков чуть выше среднего уровня — маловато звёздочек, с изюминкой, на которых ходили бы люди. Отличный пример для молодёжи — Роналду. Есть Месси, которого футбольный Бог поцеловал в темечко, а есть Криштиану, который, обладая хорошими задатками, сделал себя сам и до сих пор находится в фантастической форме.

«Весь район слышал, как мама перекисью и зелёнкой ссадины мазала»

— Современное поколение детей слабее рождённых в СССР?

— Дети в школу приходят физически неразвитые, некоординированные. Экология, питание, развитие технологий — тут комплекс причин. У многих тренировки идут в перерыве между компьютерными играми. Нас в детстве с улицы домой тяжело было затащить. По стройкам лазили, гаражам. Ты знал: если на крыше не так ногу поставишь — загремишь и что-то себе разобьёшь. Или играешь в «банки — палки» — что-то наподобие городков. Получишь дубиной по голове — следующий раз хитрее будешь. Двор давал нам полезный жизненный опыт. Чувство компании, коллективизма приобреталось там же. У нынешнего поколения нет улицы, и это проблема. Ты можешь быть гением Play Station и не в состоянии повторить какие-то простейшие элементы на поле.

— Самая экстремальная история из вашего детства?

— Детской командой ФШМ встречались с «Динамо» на улице Флотской. Потом, как обычно, остались смотреть, как старшие ребята играют. Мяч за забор улетел, я полез за ним, а там — штырь. Ногу до кости пропорол. Местный доктор, бабушка-старушка, перевязала рану бинтом — мама потом час отдирала.

Первая игра в манеже ЦСКА — тоже яркое воспоминание. Мы, малыши 6−7 лет, думали, что одной только новенькой формой ФШМ соперника сразим. Эмоций море! Лечу в первый подкат на том ещё, допотопном паласе и понимаю, что содрал правую часть задницы. Иду во второй — другая ягодица горит. Весь район потом слышал, как мама мне перекисью и зелёнкой ссадины мазала.

— С детства за ЦСКА — это про вас?

— Да, папа болел за «армейцев» и меня с собой на футбол брал. Ездили на «Динамо», когда ЦСКА ещё в первой лиге играл.

— Почему же учиться пошли в ФШМ?

— Шестилетний мальчишка взял газету «Советский спорт», увидел объявление и побежал к маме: «Хочу в футбольную секцию». Она такая: «А я здесь причём? У тебя есть отец — вот к нему и иди». Папа взял за руку и отвёл в ФШМ. Она банально ближе к дому была.

«Чельцов бутсы не мог завязать — руки тряслись от волнения»

— Иванова в «Торпедо» побаивались?

— Козьмича-то? Максим Чельцов рассказывал, как он молоденьким парнем впервые выходил на замену в «Торпедо»: бутсы просил ребят завязать — у самого руки тряслись! Представляете, каким влиянием на игроков обладал Иванов? Это сейчас взаимоотношения в команде другие: есть президент, главный тренер, футболисты — все наёмные работники. А в 90-е тренер царь и бог был. От него всё зависело. Я попал к Иванову, когда он уже немного смягчился. Но всё равно это была такая глыба — от одного взгляда иногда становилось не по себе.

Олег Корнаухов и легендарный Валентин Иванов
Фото: из личного архива Олега Корнаухова

— А от знаменитых ивановских нагрузок?

— Думаю, многие современные футболисты после тех тренировок не встали бы. При системе «весна — осень» мы уже 12−15 декабря ехали на сборы в знаменитый Адлер. Воды горячей иногда не было. Тренировались на стадионе «Труд» по колено в грязи, а форму стирали руками. Беготни было столько, что мама не горюй: фартлеки, тест Купера. Но когда ты молод и полон сил, даже на трёхразовые тренировки здоровья хватало. Бывало, приболеешь, втихаря от доктора таблетку аспирина выпьешь — и вперёд. Я, например, обладал таким свойством — быстро приходил в форму и уже через месяц сборов был готов к чемпионату. А к концу межсезонья, когда нужно выходить и играть, сил не оставалось, снова шёл спад. На сборах летаешь, а тут еле ноги передвигаешь. Выживали сильнейшие.

— Тишкова застали в «Торпедо»?

— Немного. Более тесно стали общаться, когда он закончил с футболом и начал комментировать. Открытый, светлый человек. Встречая его перед игрой, шутил: «Юра, ну ты в курсе, на что обратить внимание, как акценты расставить. Будь добр, исполни». «Как скажешь», — улыбался Тишков. Когда на сборах Шустиков сообщил, что Тишу убили, для нас это был сильный удар.

«Серёга, ты где был?» — «В центре»

— Как вас, правшу, на левый фланг занесло?

— Так левая нога у меня тоже не только для ходьбы была. Нравилось смещаться в центр, очень любил забивать. В юности представлял себе, как заколачиваю мяч через себя, отрабатывал этот приём. Мне казалось, что с этого фланга забить таким образом легче. И вот представьте: мой первый матч в чемпионате России, против ЦСКА на Восточной. Первый же момент — бью через себя: перекладина! У Садырина я и центрального защитника играл, и полузащитника. Раз, на Кубок в Волгограде, Пал Фёдорыч даже нападающим поставил. Я забил, 2:2 сыграли, в дополнительное время проиграли. После того как Долматов меня налево вернул, так там и остался.

— Как впервые в ЦСКА попали?

— Поехал в аренду в Ярославль. Состав у «Шинника» подобрался шикарный: Гена Гришин, Володя Леонченко, Марат Махмутов, Володя Казаков. Полгода прошли великолепно: играли задорно, впервые в истории «Шинника» вышли в еврокубки. Тут и последовало предложение ЦСКА. Несмотря на то что «Шинник» был четвёртым, а ЦСКА — только восьмым-десятым, у меня даже сомнений не было, соглашаться или нет. Побегалов, ветераны команды убеждали остаться, но возможности попробовать себя в любимом клубе детства я не мог упустить.

Олег Корнаухов в гостях у «Чемпионата»
Фото: Александр Сафонов, «Чемпионат»

— Как новичка приняли?

— Одновременно со мной Женя Варламов пришёл, Серёжа Филиппенков. Все молодые ребята, плюс-минус одного возраста — что нам делить? Семака, Гришина я знал. С Валерой Минько быстро сошлись. Коллектив сразу сложился хороший, но с нюансами: были питерские — Кулик, Боков — и московские. Некоторые ребята блуждали, примыкая то к одной, то к другой группе. И нас чуть-чуть столкнули лбами.

— Как это?

— Допускаю, что Садырин специально не вмешивался в ситуацию, «оставаясь над схваткой». Атмосфера была не то чтобы вражеской, но и не дружеской. Игроки кучковались — одна компания, вторая, третья. В тренировочных играх это выливалось в зарубы. Я мог жёстко пойти против Бокова или Кулика, они — дать ответку. Не было нужной химии в команде — пока однажды не сели и откровенно не поговорили.

— Как выглядела эта беседа?

— Сидели после ужина. Слово за слово: «Почему ты жёстко против меня пошёл?», «А ты?», «Ты что-то против меня имеешь?». Так и прояснили ситуацию. Оказалось, многие вещи мы сами себе напридумывали. На этом разделение коллектива закончилось.

— Семак, кажется, с 17 лет уже был Сергеем Богдановичем.

— Кто вам сказал? Есть такая передача «По коням» на CSKA TV, и к нам с Катериной Кирильчевой в гости пришёл Олег Меньшиков. Величина! Все переполошились. Заходит, атмосфера нервозная. Провожу его в гримёрку, спрашиваю: «Олег Евгеньевич, как к вам в эфире обращаться? Как комфортнее?». «Ребят, — говорит, — мне без разницы». Я такой: «Ну о’кей, только меня просьба Олегом Дмитриевичем называть». У него брови вверх поползли, а девочки рухнули. Напряжённости как не бывало. Так и с Семаком. Сергей умный человек, мой близкий друг, но для нас он всегда был Сэмом.

— У него, как у героини «Служебного романа», «репутация настолько безупречная, что её уже давно пора скомпрометировать».

— Отвечу другой киноцитатой: «Догнать Савранского — это утопия». Скомпрометировать Семака — тоже. Слушайте, что у вас в институтские годы, что у нас в молодости — примерно одно и то же было. Гуляли вместе, отдыхали и, даже проводя весь сезон рядом, не уставали друг от друга. Раньше чуть проще, человечнее было в плане общения — не было такого жёсткого профессионализма, как сейчас: потренировались и разъехались. Мы общались с фанатами, с некоторыми до сих пор дружим.

— Более старшее поколение «армейцев» собиралось в основном у Татарчука в Строгино. Где тусила ваша компания?

— В Москве (улыбается). Когда в своё время Шустиков, царство ему небесное, объявился на тренировке после нескольких дней отсутствия, я спросил: «Серёга, ты где был?». Он ответил гениально: «В центре». Так и мы — отдыхали в Москве. Это сейчас развлекательных заведений миллион — раньше их были десятки, потом сотни. Были и у нас свои места — ресторанчик у базы в Архангельском, кафе «Ёжик» рядом с домом начальника команды Кардивара на Рублёвском шоссе. На шашлыки, опять же, выходили. Брошин, Татарчук тоже подключались, хотя уже не были в ЦСКА. Там разные поколения перемешивались, общались, смеялись. Такая весёлая куча-мала.

— Так, а с Шустиковым чем дело кончилось?

— На базе появился огромный телевизор. За Серёгин счёт. Наказание рублём всегда было наиболее действенным.

«Кассету с матчем „Боруссия“ — „Ювентус“ засмотрели до дыр»

— Что случилось с ЦСКА в первой половине 1998 года?

— Так бывает: коллектив есть, а игры нет. Физически были готовы здорово, но чего-то не хватало — каких-то взаимодействий, тренерских решений. Выходили на поле и понимали: не клеится.

— Ходили слухи, что Садырина плавили.

— Прекращайте. Кто-то запустил слух — другие подхватили. Мы хотели играть, побеждать — просто не получалось. Пробовали разные варианты, сочетания, но всё шло со скрипом. В середине первого круга что-то начало выправляться, а потом снова рухнуло. Проиграли «Торпедо» — 1:3, поехали на базу. Пошли разборки.

— Кто участвовал?

— Павел Фёдорович, гендиректор Степанов. Посыпались вопросы: «Что? Почему? Как?». Тренер был уверен в своей правоте, футболисты настаивали, что делают всё, что могут — замкнутый круг.

— Садырин в том сезоне постоянно на взводе был.

— Когда не ладится игра, команда не побеждает и идёт внизу, естественно, будешь на взводе. Нормальная реакция. После «Торпедо» Садырин влетел в комнату на базе: «Вы мне рассказываете, что мы не можем играть в футбол? Посмотрите, забивая первый гол, вы сделали 35 передач. Значит, можете!». И выбежал. Но мы реально не понимали, почему так. Он и сам, видимо, не понимал, поэтому кипятился.

Долматовский ЦСКА
Фото: из личного архива Олега Корнаухова

— Долматову хватило 10 дней, чтобы всё исправить?

— 10 дней между играми мы провели на базе в Архангельском — и всё это время посвятили новшеству, игре в линию. Кассету с матчем «Боруссия» — «Ювентус» засмотрели до дыр. Разбирали, как итальянцы используют эту систему, и потом сами воспроизводили её на поле. До Долматова столько тактики в моей карьере не было. Ходили группами, чуть не взявшись за руки, репетируя перестроения. Всё было интересно, в новинку, а главное, у нас это пошло. Сотрудничество с Долматовым позволило футболистам сделать огромный скачок в развитии.

— Но вы же не думали, что доскачете до серебра?

— Поначалу думали только о том, как зарекомендовать себя перед новым тренером, закрепиться в команде. И вторая мысль: надо вытаскивать себя из этой ямы. Первая игра прошла хорошо — уверенно обыграли «Черноморец», вторая — со скрипом: уступили «Локомотиву» 0:1. После этих матчей осознали: «Чёрт побери, а это работает». На физическую готовность, заложенную Садыриным, наслоились тактические перестроения — и пошло-поехало. Долматов первым в чемпионате России стал применять игру в линию — для многих это стало сюрпризом.

ЦСКА-1998 – серебряный призёр чемпионата России
Фото: из личного архива Олега Корнаухова

«Фанаты похвалили: „Молодец, ответил за слова“

— С высоты тренерского опыта понимаете природу провала в Мольде?

— Помню свои ощущения в перерыве: 0:0, практически без моментов — всё хорошо. Предполагал, что во втором тайме норвежцы раскроются, и у наших нападающих появятся возможности убежать и забить. Всё рухнуло в один момент. Первый гол, удаление Марека Холли, второй гол — этот снежный ком уже было не остановить. Умом понимаем, что нужно один всего забить, а как — не знаем. Ноги не бегут.

— Как болельщики, доехавшие до Норвегии, на это реагировали?

— Бросали шарфы на землю возле гостиницы, и я их возмущение понимаю. Наши болельщики всегда были искренними. Могли откровенно высказать всё в лицо. После поражения в Новороссийске 0:3 как-то встретили, говорят: „Ребята, вы офигели совсем?“. Я возьми, да и брякни: „Следующий тур — со „Спартаком“. Если выиграем, вы нас простите“. „Ну смотри, — усмехаются, — тебя за язык никто не тянул“. И я всю неделю с этим жил. Думал: „Ёлки-палки, а если не выиграем?..“ К счастью, победили — 2:1. Фанаты похвалили: „Молодец, ответил за слова“.

— Это, кажется, 2000 год?

— Да. Тогда Тчуйсе как раз перешёл из „Черноморца“ в „Спартак“. С Новороссийском он у нас выиграл, а в следующем туре — проиграл. Савельев как раз из-под Тчуйсе на первой минуте и забил.

Олег Корнаухов против Андрея Аршавина
Фото: из личного архива Олега Корнаухова

— Когда после „Мольде“ шли к Долматову, заранее договорились бойкотировать матч со „Спартаком“?

— Естественно, было обидно, что главный тренер не поддержал нас, когда руководство просто-напросто обмануло, лишив премиальных за сезон. Не думаю, что до бойкота дошло бы. После такого морального удара тяжело было эмоционально собраться, физически были готовы не совсем хорошо после поражения в Норвегии и перелётов. Тайм или чуть больше мы со „Спартаком“ справлялись, а потом Вася Баранов как плюнул метров с 25 — из нас весь воздух и вышел.

— Никто так и не возместил штраф?

— Нет, конечно. Это были премиальные за сезон — по тем временам гигантские суммы. Когда получаешь конверт, а внутри вместо денег записка с суммой штрафа — это малоприятно. Мягко говоря. Один говорил: „Я уже посчитал — куплю машину, квартиру“, а тут такое „письмо счастья“.

— Тогда Семак отказался от капитанской повязки?

— Не помню точно, но как минимум раз Серёга ходил от имени коллектива к руководству, задать какие-то вопросы. Ему ответили: „Ты игрок — вот и иди играй“.

Друзья-одноклубники Семак и Корнаухов
Фото: из личного архива Олега Корнаухова

„Жена Долматова, Перхун, Садырин…“

— Теперь вы часто пересекаетесь с Долматовым по работе как коллеги. Ни разу не говорил: „Олег, был не прав“?

— Жене Варламову Олег Васильевич как-то признался, что ошибся тогда. Мы с ним к этой теме никогда не возвращались. Столько лет прошло — что было, то было.

— Исчезновение супруги в начале 2000 года сильно подкосило Долматова?

— Мы видели, как он выглядит. Несколько раз приезжали к нему на дачу под Малаховкой, пересказывали последние новости. За разговорами о футболе Олег Васильевич хотя бы немного отвлекался от тяжёлых мыслей. Конечно, для него это была трагедия. Ещё одна после смерти дочери. Врагу не пожелаешь того, что он пережил.

— Каким остался в памяти Перхун?

— Открытым, трудолюбивым мальчишкой. Пахарем. Когда он только начал играть, первые два-три тура я думал: „Блин, ну выручать-то будешь?“. За счёт работоспособности Серёжка рос буквально на глазах, мог сделать блестящую карьеру.

16-й номер ЦСКА закрепил за Перхуном навечно
Фото: из личного архива Олега Корнаухова

— Как команда пережила его гибель?

— Я впервые оказался в такой ситуации и пережил настоящий стресс. Поначалу ведь всё выглядело не так страшно, как оказалось на деле. Вроде бы оба оклемались, встали. Потом Серёгу отвезли в клинику, осмотрели и разрешили транспортировать из Махачкалы в Москву. Но по дороге в аэропорт он отключился, впал в кому и больше из неё не вышел. На панихиде было море народа, слёзы, рыдания — тяжёлая обстановка. Потом полетели в Днепропетровск его хоронить. А в конце года Пал Фёдорыча не стало. Мы знали о его проблемах со здоровьем, но всё равно это был удар. Кошмарные полгода.

„В онкологический центр ехал с дрожью“

— Вы заранее знали о назначении Газзаева?

— Догадывались. Разговоры ходили, в конце сезона он приезжал на тренировки, наблюдал.

— Почему у вас с ним не сложилось?

— Не знаю. У нас состоялся всего один разговор. Ничего особенного: Газзаев спросил, почему сезон неудачно сложился, как я вижу какие-то тактические моменты. У меня как раз подошёл к концу контракт, и мы с президентом обсуждали продление. В конце концов я подписал новый, на три года, и со спокойной душой продолжил учёбу в ВШТ.

— И?

— Вдруг узнаю, что выставлен на трансфер. Из телевизионных новостей. Ушам не поверил: как так? Ведь только что контракт переподписал. Евгений Леннорович при встрече сказал: „Олег, я не хочу, чтобы ты уходил. Но есть тренер, которого я назначил и с которого буду спрашивать за результат“. А я тот сезон доигрывал через „не могу“: к концу тренировок и игр даже дотрагиваться до голени было больно. Сам себе внушал: ушиб, ничего страшного, в отпуске пройдёт. После отдыха возобновил пробежки — не отпускает. Отправили на обследование, сделали снимок, а там — дыра в голени, сквозная!

— Ничего себе.

— Сам офигел! Направили в онкологический центр, на всякий случай. Ехал туда, мягко говоря, с дрожью. Выдохнул только после слов профессора: „Успокойся, это не по нашей части“. В следующей клинике не смогли поставить диагноз. Поехал в другую — „обрадовали“: „Да не проблема, выбьем тебе эту кость, зальём туда какой-то раствор…“ „Бетон, — уточняю, — что ли?“ — „Не переживай, зарастёт, через семь месяцев будешь играть“. Представил себе, как они эту кость будут штробить, и холодным потом покрылся. Спасибо Евгению Ленноровичу — распорядился отправить меня на обследование в Берлин.

Доктор посмотрел снимки, снял с полки книгу и показал фото — один в один то же самое, что у меня на рентгене. „Не очень хорошо, — констатировал немец, — но и ничего страшного. Полгода отдохнешь“. На месяц заковали ногу в гипс, потом начали делать уколы в кость. Столько раз МРТ проходил, что уже в мединститут мог поступать. На четвёртый-пятый месяц лечения на месте дыры образовалась костная мозоль, и больше ничего не беспокоило. Юрий Николаевич Аджем разрешил тренироваться с дублем ЦСКА, и я начал потихоньку набирать форму, помог ребятам занять третье место.

„Поставлю тебе связку, как у „Феррари“

— Это самая неприятная травма в жизни?

— В 33 года порвал „кресты“. Для меня это было в новизну. Контракт с „Торпедо“ к тому времени закончился, и пришлось оперироваться за свой счёт.

— Дорогое „удовольствие“?

— Недешёвое. Операция — в районе 12 тысяч евро. Реабилитация — ещё больше. Знал бы, через что придётся пройти, может быть, плюнул бы на всё и закончил карьеру. Но мне хотелось доказать самому себе, что ещё могу.

— Где и как порвались?

— Наверное, непрофессионально повёл себя в отпуске. После длительного перелёта пошёл играть с друзьями в футбол в „Лужниках“. Туда многие бывшие и действующие ходят — Карпин, Юран, Титов, Алдонин, Каряка, Широков… Такая смесь футболистов с бизнесменами под эгидой неформального „клуба Николая Савилова“. И вот играем, меня человек сзади толкает, валится сверху, а на него — ещё один. Я сразу понял, что это такое.

К утру колено было размером с голову. Поехал к доктору — тот откачал кровь. Сделал снимки и полетел в Мюнхен — со слабой надеждой, что всё-таки не „кресты“.

— Что доктор?

— Покрутил колено: „Смотри, вот одно, здоровое, а вот травмированное. Оно болтается, так как связки, которая держит всё, нет. Ничего, не переживай, я тебе поставлю связку, как у „Феррари“: не порвётся никогда“. Не обманул. С тех пор — тьфу-тьфу-тьфу — колено ни разу не побеспокоило. Самым сложным морально и физически был процесс реабилитации.

— Поделитесь.

— В Москве познакомился с замечательной женщиной-реабилитологом, Светланой Эльфертовной. Приезжал к ней в клинику в 11−12 дня и уезжал в 8−9 вечера. И так каждый день, без выходных на протяжении трёх месяцев. С Максимом Калиниченко там близко познакомился. Он восстанавливался после вторых „крестов“, а я всё удивлялся: „Блин, как ты так умудряешься?“. Если первый раз не знаешь, что тебе предстоит, то второй всё прекрасно понимаешь. Это как прыжок с парашютом: после первого тебя не заставят залезть в самолёт. Ничего, через четыре с половиной месяца сыграл контрольный матч, а через пять — официальный. Спасибо Косте Сарсании за то, что поверил, взял в „Спортакадемклуб“. Понятно, что агент, менеджер Сергеич был топ-уровня, но у него была мечта стать топ-тренером. Жаль, что не успел её осуществить…

„Мамаев каким был, таким и остался“

— Во второй приход в „Торпедо“ вы ненадолго пересеклись с Мамаевым. Павел уже тогда был дерзким молодым человеком?

— Мог быть, если чувствовал несправедливость. В этом отношении Павел каким был, таким и остался. Важно, как ты это преподносишь, говоришь. Когда я в 18 лет попал в „Торпедо“, „старики“, Ширинбеков, Агашков, были честны со всеми, неважно, молодой ты или опытный. Если видят, что пашешь, простят любые ошибки. Даже если говорят: „Бестолочь тупая, бегаешь не туда“, то говорят искренне, от души. Начнёшь дерзить — спокойненько объяснят в душе, что такое субординация.

— Получали подзатыльники?

— Нет, конечно. Я же прислушивался к советам старших. Меня Серёга Шустиков многому научил. Когда я исполнял опорного полузащитника, он мне подсказывал, как действовать. Сил-то много было, ума — не очень. Я старался объять необъятное, а он меня чётко направлял, куда надо бегать, а куда нельзя. После игр объяснял: „Не лезь на фланги, в угловые флажки. Твоя работа — тут, тут и тут“. Я прислушивался к его советам и видел: это работает. Были, как вы говорите, и молодые, дерзкие, которые огрызались. Но они в большинстве своём там и остались, где-то на уровне дубля.

— Как футболист Мамаев выделялся из общей массы?

— Понятно, что если ты в 16−17 лет выходишь за команду мастеров, то не за красивые глаза. Очевидно, соответствуешь требованиям. Мне нравилась его манера игры. Да, где-то он, может быть, и перегибал палку, но я в эти истории не был вовлечён. Насколько я его знаю, Павел несильно вылезает за рамки этого общества. То, что они с Кокориным сотворили глупость несусветную — это да. За неё и расплачиваются. Надеюсь, что в скором времени это закончится. Каждый делает свою судьбу сам и должен просчитывать последствия. Как говорит Юрий Альбертович Розанов, это входит в стоимость билета.

— Над причёской юного Мамаева в „Торпедо“ прикалывались?

— У Мамая кучеряшки природные, поэтому вряд ли. Вот когда я сделал „химию“ — это был номер…

— Расскажите.

— Я только пришёл в дубль „Торпедо“. Пауза в межсезонье. Парикмахер, у которого стригся, предложил: „А давай тебе „химию“ сделаем“. Тогда это модно было. „Ну сделай, посмотрим, что получится“. Недели через две выходим из отпуска. Снимаю шапочку… и началось. Серёгу Шустикова и иже с ним было не остановить. Ошибся на поле — тут же несётся: „Ну да, какой тебе футбол, когда такая „химия“ на голове“. Шуст, конечно, юмористом был, но никогда не шутил зло. В этом они с Сашей Гришиным схожи. Валера Минько тихий, скромный, но шутит хорошо. Алтайский, барнаульский.

Валерий Минько и Олег Корнаухов
Фото: из личного архива Олега Корнаухова

„На „уродов“ и „козлов“ не обижались“

— В „Торпедо“ вы поработали с Ярцевым. Строгий дядя?

— Георгий Саныч иногда вёл себя эмоционально, но после работы с Ивановым, Садыриным сложно кем-то или чем-то удивить. Как-то идёт тренировка: Евсеев раз пробил выше ворот, два. После третьего Ярцев не выдержал, схватил кепку и как швырнёт в Вадика! Ну разве этим проймёшь Евсеева, который прошёл школу Юрия Палыча Сёмина?

— Садырин бросался?

— Не бросался, но словом мог так приложить, что мама не горюй. А Валентин Козьмич? От одного его взгляда не знали, куда спрятаться. Раз Иванов так отчитал меня, молодого, будто я один на поле выходил. Подхожу к Шусту: „Серёга, за что он меня так?“. Он только плечами пожал: „На ком-то надо было сорваться. Не на нас же“. Кто прошёл таких монстров профессии, тому ничего уже не страшно.

— У кого-то из тренеров летали по раздевалке сумки, бутсы, бутылки?

— Многие на эмоциях могли пнуть, что подвернётся под ногу. Раз на базе в Архангельском идёт разбор игры. Тепло, окна нараспашку. Пал Фёдорыч двигает фишки на макете: „Вот вы делаете так, перемещаетесь сюда. Не надо этого ничего! Взяли мяч и выкинули подальше“. И фишку — в окно. С одной стороны, говорит серьёзные вещи и тут же разряжает обстановку шуткой. Психологом Садырин был классным.

— Надеемся, это не единственная байка про него?

— После знаменитой игры с „Локомотивом“, когда я засандалил мяч в свои ворота, не разобравшись с Веней Мандрыкиным, Пал Фёдорыч немного обиделся, не сдержался. На следующий день встречаю его жену, Татьяну Яковлевну. „Ты на Пашку не обижайся, — успокоила она. — Сам переживал вчера страшно. Сейчас всё нормально — отойдёт“.

img title="Олег Корнаухов с ностальгией вспоминает годы выступлений в ЦСКА“ src="https://img.championat.com/i/62/48/15525562482144349733.jpg» alt="Олег Корнаухов с ностальгией вспоминает годы выступлений в ЦСКА" />
Фото: из личного архива Олега Корнаухова

— Не при вас ли он ветками выкладывал надпись на снегу: «Что, тяжело, уроды?»

— А как же, в Финляндии. Зима, семь утра, темно, холодно, зарядка, кросс. «Чего бежать, если тренера нет?» — психология футболиста. Срезали где-то. Садырин спрашивает: «Ничего на горке не видели?». «Нет». «Ах вы… Побежали заново тогда!». И там эта надпись, выложенная ветками. Это в его стиле. Мы ни на «уродов», ни на «козлов» в его исполнении не обижались. Мой первый тренер, Юрий Петрович Верейкин, тот в порыве эмоций орал: «Неандерталец». Остальные в это время хихикали, прикрыв рот. А есть тренеры, которые ругаются зло и обидно для футболистов, даже не осознавая этого.

«Алло, Саша, мы в Гаване, в тюрьме…»

— Когда Садырин вашего друга Гришина выставил из команды, удивились?

— Он не просто моего друга — футболиста хорошего убирал. Садырин, наверное, и сам не ожидал, сколько народу выйдет на базе Сашку провожать.

— За что его так?

— У Гришина заварушка с Геннадием Ивановичем Костылевым случилась. Тот говорит: «Собирай вещи и мотай». Саня завёлся: «Нет, это вы мотайте — я дольше вас в команде».

— Гришин в той команде был самым близким другом?

— Гришин, Минько, Семак. Вместе работали, вместе отдыхали. Была смешная история с его участием: договорились лететь в Мексику, в Канкун, в отпуск, и Саша нас немножко кинул, поступив в ВШТ раньше всех. Пришлось ехать без него. Из-за задержки рейса из Москвы не успели на пересадку на Кубе, застряли в Гаване. Как раз у Гришина день рождения. Сотовых не было — нашли телефонный автомат. Звоню: «Сань, привет! Такая ситуация: мы в тюрьме в Гаване. Нам разрешили один звонок адвокату, но мы решили, что правильнее будет тебя поздравить. Всего тебе самого лучшего, держись, молодец, пока!». И повесил трубку. Поржали и забыли.

Старые друзья Корнаухов и Гришин
Фото: из личного архива Олега Корнаухова

— История наверняка имела продолжение.

— Естественно. Возвращаемся из отпуска, все спрашивают: «Что случилось? Вас отпустили? Сколько заплатили?». Мы в недоумении: что происходит? Оказывается, Саша растрезвонил по всему белу свету, что пацанов держат на Кубе в тюрьме, и они не знают, как оттуда выбраться. Думали, разыграем его, а по сути разыграли самих себя.

— Как он вас встретил?

— Как всегда. Аля-улю, всё замечательно (смеётся).

«Одна игра за сборную — один гол. Бразилии»

— Чем кроме забитого мяча запомнилась единственная игра за национальную сборную?

— Сроки поездки были не совсем удачные. Чемпионат у нас закончился, «Спартак» своих не отпустил. Долго добирались — около 24−26 часов в сумме: от Москвы до Франкфурта, от Франкфурта до Рио-де-Жанейро и от Рио до Форталезы. Из новогорских «-20» попали в бразильские «+ 30». Да под сборную Бразилии со всеми её звёздами: Ривалдо, Денилсон, Кафу, Элбер. В любом случае мы бы там не выиграли — разница в классе сумасшедшая, — но, наверное, могли сыграть получше, за счёт желания, самоотдачи. Не могу сказать, что не хотели, но подсознательно понимали: сезон закончился, заставить себя прыгнуть выше головы было сложно.

— Реально было закрепиться в сборной?

— Я был горд тем, что попал в сборную, и пытался делать всё возможное. Может быть, останься Бышовец на своём посту, эта история получила бы продолжение. Но как сложилось, так сложилось.

— Зато какая статистика: одна игра — один гол Бразилии.

— Статистика шикарная, если о ней говорить с иронией.

— Семак предложил тот пенальти пробить?

— Серёга говорит, что я подошёл и отнял у него мяч. На самом деле я предложил, он согласился. Я исполнял пенальти в клубе и не видел в этом ничего особенного. Но забить приятно было, конечно.

Блюдо на память
Фото: из личного архива Олега Корнаухова

— Кто из бразильцев поражал?

— Ривалдо всё делал на такт быстрее. В прошлом году со сборной Бразилии приезжал на Суперкубок Легенд — вся пластика, работа голеностопа по-прежнему при нём. Есть такие футболисты, как Илья Цымбаларь: моментально тормозит, встаёт как вкопанный и резко уходит в другую сторону. Пока ты своими протормаживаниями доли секунды добираешь, он уже далеко. То же самое здесь, помноженное на потрясающую технику. Та компания сборной Бразилии ещё обладала неповторимой техникой — сейчас таких самобытных ребят всё меньше и меньше, игроки больше на Европу заточены.

— Из Салвадора полетели в Рио?

— Причём одним чартером с бразильцами. Их высадили в Сан-Паулу, а сами отправились дальше, до Рио-де-Жанейро. Нужно было три-четыре дня ждать обратного рейса.

— Неформальное общение с бразильцами было?

— Дима Аленичев рассказывал: Кафу, одноклубник его по «Роме», перед игрой травил: «Если ваши защитники побегут вперёд, обратно пусть вызывают такси, чтобы успеть за мной». Про Кафу ещё есть история — опять-таки от Аленичева. Бразилец всегда играл немного авантюрно — а-ля Марсело, Дани Алвес. И вот носится он по флангу, Капелло выбегает к бровке, орёт: «Кафу! Кафу!». Тот оборачивается, показывает большой палец и, не вынимая жвачки изо рта, невозмутимо бросает: «О'кей, коач». И продолжает в том же духе. Капелло снова вылетает: «Кафу! Кафу!». Аналогичная реакция: «О'кей, коач». Насколько жёсткий тренер Фабио, а достучаться до Кафу не смог. Тот весь матч играл в свою игру.

— Новосадов на том рейсе вискарика пригубил. Сам нам рассказывал.

— Я виски не пью — предпочитаю пиво. Про пиво случай вспомнился. Играли на Кубок УЕФА в Дании. А нам же западных футболистов расписывали как исключительных профи: не курят, не пьют и так далее. После игры идём, местное телевидение интервью у капитана команды берёт. Тот спокойно пивко из бутылки цедит и отвечает на вопросы журналистов. Мы тут же к Вьюну, второму тренеру: «Ну и?».

Вьюн, кстати, предварительно ездил смотреть этот «Виборг». Вернулся, докладывает: «Если пять не забьёте, считайте, что не играли даже». Они уже действовали по новой системе, в линию, а ему показалось — хаотично бегают, оголяя фланги. Говорил: «Переводите мяч — и разорвёте их». Но чтобы его перевести, нужно получить какое-то пространство, а датчане его уже не давали, играли в современной манере. Короче, проиграли мы — 0:1 в дополнительное время. Вот вам и пять…

«Торпедо» и ЦСКА – две главные команды в карьере Олега Корнаухова
Фото: из личного архива Олега Корнаухова

— Вернёмся в Бразилию 1998-го. Рио и тогда был криминальным городом?

— Абсолютно. Идёшь по набережной рядом с Копакабаной, подходят двое, нож к боку приставят аккуратно — и что сделаешь? Снимали часы, цепочки. Панов, по-моему, попал под это дело. Для Рио это в порядке вещей. Играли в футбол на пляже, большая компания, вроде бы всё под контролем — и вдруг понимаем: вещей нет, стащили. У ребят деньги пропали, документы. Зато у комментатора Гусева о Бразилии остались замечательные воспоминания: Виктор Михайлович до сих пор во всех интервью рассказывает, как на Копакабане забил гол с передачи Корнаухова. Подтверждаю: было.

«Ловчев назвал по-футбольному наглым»

— Среди ваших немногочисленных голов выделяется один пенальти — «панёнкой» «Локомотиву» в последнем туре сезона-2000. Спижонить решили?

— Расскажу предысторию. За полгода до этого играли финал Кубка с «Локомотивом». Проигрывали 1:3, на последних секундах получили пенальти. И я вроде бы неплохо ударил, но Нигматуллин сыграл здорово — вытащил мяч из угла. Я всё-таки добил, 2:3 уступили, но этот момент запомнил. Когда в игре чемпионата пошёл к «точке», был уверен на 100 процентов, что Руслан будет прыгать в угол, поэтому сразу решил бить подсечкой по центру. Ещё интереснее, как был заработан этот пенальти.

— И как же?

— Немного джаза (смеётся). Взял мяч в центре поля, прошёл четыре или пять человек и был сбит уже перед воротами. Мне недавно прислали запись этого момента. Когда услышал комментарий Евгения Серафимович Ловчева, не скрою, стало приятно.

— Что сказал?

— Назвал по-футбольному наглым и сказал, что такие эпизоды украшают игру. Нечасто подобные слова звучат в адрес защитников.

ЦСКА – «Локомотив»: Сёмин, Семак, Корнаухов…
Фото: из личного архива Олега Корнаухова

«Интересно, что чувствуют люди, у которых угоняют машину?»

— Новосадов рассказывал, как вы машину Филиппенкову впарили.

— Ага, жена прочитала и спрашивает: «Т-а-а-ак, ну и какую машину ты кому продавал?».

— Как было на самом деле?

— Помните, как ЦСКА «Зениту» в 2001-м 1:6 «сгорел»? Я тогда был дисквалифицирован и в Питер не поехал. В ту же ночь у меня угнали машину.

— Сочувствуем.

— Самое смешное, что меня всегда преследовала мысль: «Интересно, что чувствуют люди, у которых угоняют машину?». И когда я вышел из дома и осознал, что моего «мерса» нет, в голове мелькнуло: «Теперь ты понял?». В багажнике стельки для бутс лежали. Одну угонщики бросили на асфальт — на память. Самая дорогая стелька в моей жизни (усмехается).

— Так, а с Филиппенковым-то как было?

— Естественно, мне понадобилась машина. Ненадолго, на одну зиму. По совету знакомых взял «крайслер» подержанный, тысяч за 10. Прикол в том, что парень, которому я эту машину продал на тысячу дешевле, перепродал её на две тысячи дороже. Фил в этой схеме точно участвовал, а третьим был, кажется, Вова Кузьмичёв. К сожалению, тоже погиб — несколько лет назад разбился на Мичуринском проспекте…

— Вы в аварии попадали?

— Один раз на том же Мичуринском машина вылетела на встречку. Вижу — в лоб летит. Хорошо, успел руль вправо крутануть, уйти в соседний ряд — мимо просвистела. Заехал во двор, припарковался и только тут почувствовал, как липкий пот пошёл. Минут через пять дошло, как повезло.

• источник: www.championat.com
Оставить первый комментарий
Сейчас обсуждают