Юрий Аджем: «В ГДР сказали: «Не будешь у нас играть – расстреляем»

Юрий Аджем: «В ГДР сказали: «Не будешь у нас играть – расстреляем»

Юрий Аджем прошел вторую лигу СССР, пережил обвинения в сдаче матча, играл в ГДР и посоветовал Газзаеву Акинфеева. В интервью «Матч ТВ» тренер детской школы ЦСКА рассказал, как сборная СССР ходила на стриптиз в Ливане, как в ГДР в перерыве матчей игроки ели бутерброды и как Салугин без прав ездил на «Мерседесе».

— В 70-е в Крыму судей просили отсматривать талантливую молодежь. Вас тоже нашел арбитр-скаут?

— Мы играли на первенство Крыма, бригада судей отметила меня и порекомендовала «Таврии». Первый матч был против команды из Ливана. Очень смешные футболисты приехали: мы вышли заряженные после установки Бубукина, а они об игре особо не думали. Стояли в бутсах у забора и просили, чтобы их подруг пропустили на матч. В общем, очень слабая команда, 7:0 мы их хлопнули. Но вот сборная Ливана была интереснее, мы с ними тоже играли.

— В Ливане?

— Да. Его называли маленьким Нью-Йорком. Я в Ливане ночью вместе с барменом смотрел бокс. Мы с ним не понимали друг друга, но подружились. Он часы с руки снял и подарил мне — то ли Orient, то ли Seiko. В Советском Союзе таких, конечно, не было. Из Ливана переезжали в Сирию автобусом, в эту ночь как раз бомбили. Мы были в Дамаске, в Хомсе. Ходили в мечети: все в мраморе, в золоте, в серебре. На базарах от количества драгоценностей можно было ослепнуть. Когда кадры из Хомса сейчас показывают, грустно становится. Мы видели такую красоту, а теперь все уничтожено.

В Ливане нас повели в стриптиз. Первый раз мы такое увидели, конечно. Женщина оголенная выходит, Славу Чанова обнимает. У него глаз был замотан бинтом, так на фоне этого бинта все лицо краснющее было! Она намекала: «Пойдем со мной!» А Слава сказал: «Руссо туристо, облико морале!» В Иране еще была история. После игры всем подарили часы за сто долларов. Один советский тренер, который там тренировал сборную по вольной борьбе, говорит: «Это они вам подарили за то, что вы первый матч проиграли». Мы пропустили тогда за десять секунд до конца. Потом смеялись: «Представьте, как мы рисковали!»

Вообще на русских за границей тогда реально смотрели как на инопланетян. В начале 70-х с «Таврией» поехали в Италию — на самый каблучок сапога. Там, по-моему, впервые увидели русского человека. Дети все от нас шарахались, мы просили нашего переводчика из посольства узнать, что происходит. Ребята объяснили: «Нам родители говорят, что если мы будем себя плохо вести, отправят к русским. А русские своих детей в котле варят». Мы засмеялись, угостили их чем-то и сразу подружились.

— Как вы добирались на выездные игры с «Таврией»?

— Обычно на самолете. Составляли расписание так, чтобы, например, на западе сразу было три игры. Помню, откуда-то летели и пролетали наш стадион «Локомотив». Рядом с ним через забор — кладбище. Мы никак не сядем, круги накручиваем. Шутили: где следующий матч сыграем: на стадионе или уже на этом кладбище?

На автобусах тоже ездили, а однажды после победы в Сочи через переправу добирались. По дороге заднее колесо три раза пробивало. Один раз запаска выручила, а два других колеса дали водители проезжавших мимо икарусов. Просто так, безвозмездно — потому что «Таврия». Для любого водителя автобуса из Симферополя это было почетно.

Уже в сборной познакомился с Мишей Аном из «Пахтакора», дружили семьями. Он очень боялся летать. Мы в Иране на автобусе ехали, видели тяжелую аварию, со смертельными исходами. Миша мне сказал: «Это не мое. Моя смерть — самолет». Через месяц его не стало. Хотя до этого они уже падали, когда в Смоленск ездили играть на Кубок. Двигатели отказали, но сразу включились.

— Когда «Таврия» выходила в первую лигу, решающие матчи вы играли с травмой, а ваш партнер — с переломом ребер.

— Победители шести зон приезжали в Сочи и по круговой системе расписывали пульку — три команды выходили в первую лигу. У меня тогда было смещение позвонков, ходить с трудом мог. А Коле Климову в первой игре сломали два нижних ребра. Дальше — важнейшая игра против Костромы, мы с Климовым были нужны. Мне сделали уколы, Колю перевязали бинтами. Выходим: он забивает два, я — один. Кострому тогда тренировал Кавазашвили, он не ждал, что нас травмированных выпустят. После игры на бровке сказал своей команде: «Людей из могил выкопали, а они вас обыграли!»

— В одном из сезонов вы играли по странным правилам, вместо ничьей во всей стране били пенальти. Самая невероятная серия?

— В Жданове проиграли по пенальти 16:17. Пока били, стемнело, ничего не видели. Чтобы не было затяжных серий, на следующий год сделали по-другому: если после пяти ударов ничья, каждая команда получала по одному очку. Все договаривались и не рисковали. Если мимо пробили, следующий тоже бил мимо.

— Был стадион в лиге, на который не хотелось приезжать?

— Я вам другое расскажу. В 1975 году играли в Орджоникидзе против Газзаева. Мы их обыграли 2:0, а Валерию Георгиевичу тогда не понравилось, что я у него жестко мяч отобрал. Газзаев в игре горячий, очень не любил, когда что-то не получалось. После матча подошел ко мне, извинился, руку пожал. Мы идем, а народ хлопает. Газзаев говорит: «Юра, впервые вижу, чтобы здесь трибуны не свистели, а аплодировали тем, кто нас победил!»

Валерий Георгиевич — быстрый, взрывной футболист. Что стартовая скорость была в порядке, что дистанционная. Против него сложно: заряжен на игру, резкий, дриблинг хороший, накоротке мог сыграть. Чем-то на Промеса похож.

* * *

— Вы рассказывали, что военные люди в ЦСКА лезли туда, куда не нужно. Самый удивительный пример?

— Мы жили рядом с хоккеистами, иногда ходили в баню вместе с Виктором Васильевичем Тихоновым. Однажды к нему на установку приехал начальник политотдела клуба. Полковник, в форме, все дела. Тихонов заходит последний, спрашивает начальника: «Вы что здесь делаете?» Тот отвечает, что приехал на установку. Тихонов посмотрел на него: «Хорошо, тогда проводите установку». Развернулся и ушел. Пришлось политработнику все-таки выйти из комнаты.

Другой случай был, когда в 1983 году неудачно начали сезон. Приехал первый замминистра обороны, захотел встретиться: «Я вам ничего не буду говорить. Единственное, посоветую, как играть на стандартах. Не надо всем бежать вперед: расположитесь кто-то здесь, кто-то там». Совершенно случайно ситуация на поле складывается так, как он говорил, а мы забиваем гол. Заходит потом: «Видите, что значит слушать старших!»

— В ЦСКА вас обвинили в сдаче игры «Днепру», отчислили из команды и лишили звания мастера спорта международного класса, но потом оправдали. Что было на самом деле?

— У вас много времени?

— Очень.

— Заканчивался первый тайм матча с «Днепром». Врач Олег Маркович Белаковский ходит туда-сюда: «Я буду вынужден в Москве доложить, что вы сдаете игру». Смотрю на него: «Олег Маркович, а с чего вы взяли, что мы сдаем? Счет 0:0, что такое?» Спрашиваю тренера Олега Базилевича: «Вы тоже так считаете?» Он смотрит на меня: «Я пока так не считаю». Матч «Днепру» мы проиграли — 1:2. После игры — никаких разговоров, все тихо. Причем две недели назад Базилевич собирался рекомендовать меня в сборную.

На собрании объявляют: «За снижение спортивного мастерства отчисляются из команды Юрий Аджем и Михаил Дубинин». Я выхожу и говорю администратору: «Переделай нам билеты, нас отчислили». Он в шоке: «Как я вам переделаю?» Оказывается, за администратора уже все переделали. А оператора матча просили сказать, что пленку игры с «Днепром» украли.

В тот же момент меня пригласили в Голландию за вторую сборную играть. Отвечаю: «Как ехать? Меня выгнали из команды». Мне говорят: «В ЦСКА тебя нет, а в сборной есть. Чтобы был!» Вечером сообщили: «На тебя завтра наложат дисквалификацию». Утром звонит товарищ: «Ты газету „Советский Спорт“ читал?» Я спустился вниз, вытащил газету и прочитал о себе некролог.

— Ваши действия?

— Поехал в клуб, встретил там Базилевича. Спрашиваю: «Олег Петрович, за что вы меня отчислили из команды?» Смотрит на меня: «Ты что, не понимаешь сам? У тебя с „Днепром“ было 86,6 процентов брака!» Я даже не знаю, как реагировать: «Олег Петрович, даже если бы мне глаза завязали, такого быть не могло». Базилевич еще сделал вид, что ничего не знает о дисквалификации. Я ему объясняю: «Да вся Москва говорит о дисквалификации!» Он повернулся: «Вся Москва говорит, что и Базилевича выгонят! Ой, кажется, дождь начинается». Я в тот момент понял, что это за человек.

Через два дня меня дисквалифицировали и лишили звания мастера спорта международного класса. Все просто: Базилевич был знаком с заместителем председателя Спорткомитета Сычом и с замотдела пропаганды ЦК КПСС. Они наверх всю историю и запустили.

— Зачем?

— Когда Базилевича приглашали, хотели, чтобы ЦСКА боролся за чемпионство. Мы шли шестыми, а Базилевич пытался как-то от себя отодвинуть вину. Придумал версию для начальников: «Как мне добраться до самого верха, если капитан Аджем сдает игры?» Замминистра обороны Соколову подготовили бумагу, где было написано, что надо отчислить из команды Аджема и Дубинина за снижение спортивного мастерства, а сверху резолюция: «Дисквалифицировать Аджема».

Журналист «Известий» Жбанов хотел помочь, встретился с Базилевичем. Потом пришел ко мне: «Что могу тебе сказать про него? Мыло! Ты как его не возьми, оно выскальзывает». Как только он побеседовал с Базилевичем, в редакцию поступил звонок: «Скажите вашему Жбанову, чтобы он вообще этим не занимался».

— Что дальше?

— Меня взяли в штат хоккейной команды. Даже платили зарплату — 250 рублей. Тарханов же меня научил кататься на коньках и немного играть в хоккей. Я пару раз выходил на лед, но тренировался с теми, кто не играл.

В этот период встретился с Анатолием Владимировичем Тарасовым. Он спросил: «Как дела? Готовишься?» Я сказал, что бегаю. Тарасов покачал головой: «Нет, неправильно. Завтра утром мне позвони, вот телефон». — «Во сколько звонить?» — «В 6 утра!» Меня товарищи предупредили: «И попробуй только в одну минуту седьмого позвони!» Я встаю утром, как гимн заиграл, сразу звоню. Тарасов подходит: «Доброе утро. Карандаш или ручка есть?» Дал целую программу, что нужно делать.

— Сколько тренировались по программе Тарасова?

— Через полгода к нам приехал начальник команды СКА-«Карпаты» из Львова. Говорит: «Поехали к нам, заявим». Во Львове был командующий прикарпатского военного округа — Беликов, сумасшедший фанат футбола. Он и пообещал снять дисквалификацию.

Я приехал во Львов, команда на сборах. Меня встречает замкомандующего, спрашивает: «Что с тобой сделали, сынок?» Я ответил, что похоронили меня. Замкомандующего пообещал: «Мы их всех … [порвем]". Я сказал, что ничего с ними делать не надо, только пусть в футбол разрешат играть. Командующий Беликов — фанат футбола — сказал заму лететь в Москву и заявлять меня за Львов. Пообещал, что если заявят, ускорит процесс строительства горнолыжной трассы в Карпатах. В Москве вызвали секретаря, чтобы подготовить документы для снятия дисквалификации. Все оформили и сообщили, что завтра в 10 утра заявят. Я чуть трубку не уронил!

Но Сыч сразу позвонил в ЦК, а оттуда пришло указание — придержать. Чтобы минимум год прошел дисквалификации.

— Остались во Львове?

— Да, получал военную зарплату, играл за дубль, товарищеские матчи. Беликов смотрел все игры! Звонил, спрашивал: «Во сколько игра дубля?» Ему говорят: в четыре. Он отвечал: «Так, чтобы перенесли на полчаса, сейчас прилечу». В половине пятого вертолет приземлялся в центральном круге. Беликов садился на трибуну, только после этого все начиналось.

Мы с Тархановым все это время были на связи. В новом сезоне ЦСКА с Базилевичем шел на последнем месте, на самом дне. Замминистра обороны Соколов заинтересовался: что это такое, почему ЦСКА на последнем месте? Базилевича в команду вообще приглашал Соболев — главный по олимпийскому управлению. Соколов попросил тайно привезти ему Тарханова, чтобы никто не знал.

Спрашивает Тарханова: «Саша, что такое? Я понимаю, что меня обманывают». Тарханов прямо говорит, что Базилевич всех запугал, что все сдают игры, что всех дисквалифицируют. Решили, что Базилевича уберут, а Саша пообещал, что команда будет умирать на поле. Вдруг Соболев — протеже Базилевича — говорит: «Базилевич — тренер 21-го века!» На что Соколов ответил: «Пусть тогда в 21-м веке и тренирует!»

— А Тарханов говорил, что это он помог вас отстоять.

— Да! Соколов спросил его: «Саша, вопросы остались?» Тарханов сразу напомнил про меня: «А можно Аджема вернуть? Он во Львове». Замминистра послушал Тарханова и все понял. Набирает Сычу: «Валентин Лукич, год назад меня обманули. Мы дисквалифицировали человека не по делу. Надо исправить эту ошибку. Вам достаточно звонка или лучше письмо?» Тарханов мне вечером позвонил, сказал, что бумага пошла, что возвращаюсь в ЦСКА.

Тренер во Львове просил остаться. Я поблагодарил за все, но попросил меня понять и отпустить в ЦСКА. Только Беликов был зол, расценил как предательство. А дальше нас жизнь в Германии почти свела.

* * *

— В ГДР вы попали в состав группы советских войск в Германии.

— Спортивный армейский клуб находился под Потсдамом, базировался в олимпийской деревне 1936 года. Замначальника по политической части нам сказал: «У всех свой бизнес, но прошу вас — без криминала. Ни золото, ни валюту не везите. Ладно, можно золото, только не килограммами».

— О чем речь?

— Скажем, покупаешь в Москве золотые изделия и в Польшу через друзей отвозишь. Через границу спокойно пропускали, как Штирлица в Швейцарию. В Польше золото продавали, а тебе — деньги. Немцев больше интересовали деревообрабатывающие станки или моторы для лодок. Я возил бутсы, баулами по много пар. На таможне спрашивали: почему так много? Я письмо совал: «Для нужд советского спорта».

— Что везли из ГДР в СССР?

— Фарфоровые фигуры — любые, даже с браком брал. А товарищ говорил: «Сейчас мы их обезобразим!» Он не художник, но краски покупал с лаком и все делал! Я брал фигуру за 150 марок — это 50 рублей по тем деньгам. В Москве она в разы дороже уходила.

— А футбол?

— За ГСВГ (группа советских войск в Германии — «Матч ТВ») играли на первенство вооруженных сил СССР. Раз в году все отовсюду собирались, а турнир проводился обычно во Львове. Начальник говорил: «Выиграете первое место — гуляйте весь год». В основном мы и побеждали. Я лично — трижды. Нас с армейскими делами в Германии не трогали, мы играли за местные команды нелегально. Немцы нам сделали игровые паспорта, по ним в третьей лиге выступали — выше нельзя было. По военной должности я получал где-то 850 марок в месяц, столько же в рублях клали на книжку как военному. В клубах третьей лиги платили в два раза больше основного оклада.

— Что было самым страшным в армейской жизни в ГДР?

— Надевать военную форму к 8:15 утра. С понедельника по пятницу нас строили, чтобы просто посчитать, все ли живы. А в 8:45 уходила электричка на Берлин — гуляли каждый день. Бомба была, когда приехал главнокомандующий ГСВГ Беликов — тот самый фанат футбола из Львова. Мне сказали: «Юрок, страшно представить, что тебя ждет». Беликов еще меня не видел, но уже прокомментировал: «Как вы этого предателя, … [блин], сюда пригласили?»

— Как он вас встретил?

— Нас вызвали к нему. Едем на автобусе, думаю: «Все, конец, обратно отправит» Приезжаем, заходит его заместитель: «Ребята, у нас ЧП: солдат сбежал. Беликов выехал на место преступления». Увидел меня: «Аджем? Ой, как я тебе не завидую! Ради бога, садись».

А тут начинается первенство ГСВГ: семь советских армий в Германии, семь команд. Мы выиграли первую игру, наш командующий всей команде дает премиальные, а меня спрашивает: «Как у тебя дела? Главнокомандующий велел тебя в Дрезден забрать» — «А зачем?» — «Я тебе квартиру в центре Дрездена дам». Я смотрю на него: «Зачем мне Дрезден?» Он отвечает: «Никаких проблем: для него ты живешь в Дрездене, а для меня — здесь! Кстати, тебе уже звание капитана надо присваивать. В понедельник — ко мне. В какой форме? В какой хочешь, епт!»

Приезжаем в Дрезден с Игорем Бычковым. Человек 15 в очереди на прием: полковники сидят, а мы тут в джинсах. Неудобно! Меня на приеме спрашивают: «Ты где живешь, в Майсене?» Киваю: это 60 километров от Дрездена. Вызывают начальника отдела кадров, полковника: «Этих двоих — на капитанскую должность, командирами танковых батальонов сделать». На нас в отделе кадров как на неандертальцев посмотрели. «Ребят, а вы хоть танк видели?» Я ответил: «Только в фильмах». Полковник в шоке: «А … [зачем] вы мне нужны? Все, свободны!»

Выходим, звоним: «Нас выгнали!» Через десять минут прилетает начальник части: «Вы что, не могли доложить? Что вы, … [блин], меня подставляете?» Тут же нас сделали капитанами.

— Беликов вас так и не увидел?

— Не успел. В 1989-м за ним шел шлейф: взятки, нарушения. Друзья ему позвонили: «За тобой вылетели». Он застрелился у себя в кабинете, прямо в день рождения моей жены.

* * *

— Анатолий Коробочка в ГДР подружился с президентом клуба, который в советском плену строил Ленинградский проспект. У вас было такое знакомство?

— Один мой тренер, Дитер Фитц, уже потом в СССР работал — гостиницу «АРТ Отель» на Песчаной строил. Я играл у Фитца в «Унион Берлине». Жесткий в тренировочном процессе, гонял. Я говорил ему: «Дитер, ты второй Лобановский. Не надо столько бегать!»

Мы до четвертьфинала кубка Германии доходили, с «Локомотивом» из Лейпцига за 7 минут до конца 1:1 играли. Дитер восхищался: «Вы просто герои». А так я со всеми своими командами в ГДР в третьей лиге первые места занимал. Минимум три-четыре русских в каждой играли. Мы приехали на первую тренировку, на нас посмотрели и сказали: «Вам тренироваться не надо».

На той же тренировке я пробил мимо, бегу за мячом. Вижу — подосиновик растет. Срываю, немцы кричат: «Юрий, не ешь! Дас ист стоп!» Говорю: «Это хороший гриб». — «Найн, найн!» Они только шампиньоны признавали. А как мы там грибы собирали! Жена говорит: «Съездим на полигон?» В четыре часа он уже закрывается, стрельбы нет. Но КПП стоит, просто так не пройдешь. Дал две пачки солдату, на машине пропустил. За час — 180 белых, другие даже не брали.

— Первую игру в ГДР помните?

— В Потсдам привезли «Мотор» из Людвигсфельде. Наш тренер говорит тренеру соперника: «Как сегодня сыграем?» Тот усмехнулся: «Три-четыре вам забьем». Мы их 4:1 обыграли. У нас чудак прямо в перерыве бутербродом с чаем перекусил, а тренер даже внимания не обратил. Потом стою в душе, а рядом голая массажистка-женщина моется тоже. На вторую игру приехали, разговариваем с Тиной, женой главного тренера. Я Чеснокова зову: «Юра, комм цу мир, битте». Тина сразу: «О, перфект шпрехен дойч!»

— Еще с Тиной общались?

— Нас как-то обвинили, что русские не стремятся вывести команду на лигу выше — нам ведь не разрешено там выступать. Я и сказал: раз такие разговоры, больше в этой команде играть не хочу. Тина мне в шутку: «Юрий, не будешь у нас играть — возьму автомат Калашникова и расстреляю». Тренер велел внимания не обращать, ребята тоже просили остаться — убедили.

На второй год играем решающий матч. Полный стадион, тысячи четыре, на дорожках люди сидели. Соперник гарантированно выходит выше, а нам надо победить с любым счетом, чтоб другую команду не пустить. Соперников зарядили, видимо: на 30-й минуте парень нам издали в девятку кладет. Тренер звонил президенту в офис: «Подарки им дайте!» Они ни в какую.

За семь минут до конца забили два. Я оба раза попадал в дальний угол после передач Толика Усатова. Говорю команде: «Все, стоим сзади». Тут вся сущность немцев проявилась: соперники отдают мяч своему защитнику, а тот просто стоит. Как бы показывает: игру отдаем. Хотели, чтоб мы компенсацию какую-то дали — от тех-то уже ничего не получали.

— Как отмечали?

— Праздник был, будто чемпионат мира выиграли. На цивильном ГАЗике приехал начальник клуба. Как наорет на меня: «Что ты тут натворил? Весь город гудит!» В Людвигсфельде после тех двух голов меня почетным гражданином сделали.

Через десять лет звонит Коробочке его друг: «Толя, знаешь, как найти Юрия?» Коробочка передает мне трубку: «Юрий! У нас в мае праздник, десять лет той победы, помнишь? Все хотят тебя видеть». Приезжаем с женой. Раньше там все на «трабантах» ездили, а теперь завод перестроили — «ауди» и «фольксвагены» выпускают. Нас встречают в аэропорту на красном кабриолете. Везут в отель, люкс-номер, обещают отвезти на ужин. В семь вечера приезжает синий кабриолет!

Как они все оформили, просто бомба! Мы сыграли против сборной Германии: там Румменигге, Брайтнер, вся компания. 2:7 проиграли, конечно. На банкете Румменигге меня спрашивал: «Ты как здесь оказался?» А их на поле по одному вывозили на кабриолете.

***

— Александр Салугин, которого вы тренировали в дубле, передает вам большой привет и просит задать вопрос…

— ….не по машине, надеюсь? Я же ему запрещал на машине ездить, когда у него прав не было. «Саша, — говорю ему, — чтоб в последний раз тебя на машине видел» — «Вы что, за меня боитесь?» — «Боюсь за тех, кто пострадать от тебя может».

— Машина — тот самый «Порш»?

— «Порш» позже был. Еще раньше он ездил на «Мерседесе». Да это и не его машина была! А вопрос-то какой?

— «Могли бы вы более правильный подход ко мне найти и объяснить, каким должно быть отношение к футболу?»

— Какой еще более правильный подход? Играем в Казани, Бухаров нам забил, меняю Сашу минуте на 18-й. Выиграли в итоге 3:1. Естественно, в премиальные Салугина не включили. Он спрашивает: «Почему?» — «Саша, так ты 0:1 проиграл». — «Юрий Николаевич, меня вообще деньги не интересуют. Могу закончить и пойти к папе в бизнес работать». — «Саша, пожалей папу! У тебя отличные данные, только не отвлекайся от футбола».

— Вы и с тренировки Салугина выгоняли?

— Дурака он как-то валял, я не выдержал: «На сегодня свободен». — «Нет, я буду тренироваться!» — «Ну, тренируйся и всех тут тренируй». Я развернулся и пошел в раздевалку. Салугин догоняет: «Извините, Юрий Николаевич». — «Жди тут, потом поговорим». Но Саша сел в машину и уехал.

— В этом сезоне Салугин положил роскошный гол с 40 метров. В дубле ЦСКА он так мог?

— На что-то неординарное был способен. Очень хорошие у него данные, если б еще голова на месте… Не дурак ведь, но чудной. Вот Шемберас — золотой человек! Когда я не был с ним знаком и видел его игру в «Динамо», то думал, что сорви-голова — настолько жестокий. А на самом-то деле это добрейший человек. А Саша Салугин в своем стиле говорил Шемберасу: «Ну что, через пару лет я буду в «Реале», а ты в «Алании». Так даже шутить нельзя, когда рядом Дейвидас!

Может, Саша уже изменился. Но если бы изменился раньше, в основе ЦСКА играл бы наверняка.

— Сергей Ревякин дебютировал за основу ЦСКА в 16 лет, а сейчас где-то во второй лиге. Как так случилось?

— А Это’О ему бил пенальти. Нормально? Крыша поехала у человека — причем не после матча с «Анжи», а раньше. С катушек съехал, когда хороший контракт дали. Клубы пошли, гулять начал. Я тоже в 16 лет уже играл, но крыша была на месте.

Пример Сереже — Игорь Акинфеев. Игорь 1986 года рождения, а играл за 1985-й. У меня в дубле было два вратаря. Правда, таких, что их фамилий даже не помню. Мы говорили им, куда бьем, но все равно забивали. «Бьем Игорю — а он уже там, где мяч. Настолько быстроногий. А его передачи с обеих ног, с обратным вращением? Это в 16 лет! «Как у вас вратари до этого играли?» — спрашиваю Олега Малюкова, он тогда в дубле работал. «По очереди» — «Все, очередь закончилась, — говорю. — Много я вратарей видел, но этот мальчик будет лучшим в стране».

— Как Акинфеева взяли в первую команду ЦСКА?

— Ломается Мандрыкин, мне звонит Газзаев: «Юр, что у тебя с вратарями?» «Есть мальчик, даже незаявленный. Сильнее, чем двое других вместе взятых». Привозят Акинфеева в Ватутинки, а мне звонит Четверик и набрасывается: «Почему Акинфеева отправили, а не Солодовникова?» Этого Солодовникова Четверик привез в ЦСКА — высокий парень, но уровень так себе. «Акинфеев сильнее, — говорю. — Все, кто работает здесь, за это отвечают». Четверик молча трубку вешает — ни здрасьте, ни до свидания.

Вечер следующего дня, звонок Газзаева: «Кого ты прислал?» У меня сразу все опустилось: «Что такое?» — «Да ему забить нельзя!»

— Сейчас с Игорем общаетесь?

— Я собираю футболки. Игорек мне подписал свитерок и сборной, и ЦСКА. Говорю ему: «Слушай, можешь дать бутсы, которые выбросить хочешь?» Размер-то у нас один. Прихожу в главный корпус: Игорь выносит новые бутсы, «Aki 35» написано. «Ты чего, новые даешь?» — спрашиваю. «А вы думаете, какие я дам? Старые, что ли?»

Текст: Глеб Чернявский, Александр Муйжнек

Фото: Getty Images, vk.com/pfc_cska, tavriya.com.ua, wikipedia.org, РИА Новости/Александр Макаров, РИА Новости/Игорь Костин, РИА Новости/Игорь Уткин.

• источник: matchtv.ru
Оставить первый комментарий
Сейчас обсуждают