Фото: Александр Вильф
Интервью затягивалось — первая часть, в его подмосковном доме, получилась странной. Бывший доктор «Локомотива» и ЦСКА отвлекался на страдающую после операции овчарку. Аякс смотрел на хозяина заплаканными глазами.
Два белых кота то залезали к нам колени, то устраивались на листах с вопросами. Начинаешь двигать — глядят с недоумением.
— Вот этот-то обычно к гостям не подходит, — поразился Ярдошвили. — Он глухой. Зато умный. Утром просыпается первый — и начинает с полок сбрасывать все, что может. Не слышит же грохот. Будит!
Глухой кот покосился с печальной укоризной. Догадавшись, что секреты — больше не секреты.
— Он безымянный, наверное? — предположили мы.
— Ну да. Все равно не слышит.
Проговорили часа полтора — и доктор Ярдошвили заторопился. Встретились через пару недель в редакции. Могли бы и раньше, да настроение было не то — бедняга Аякс все ж не вытянул. Александр Эдуардович горевал по псу, словно по человеку. Какие уж тут интервью?
— Часы у вас знакомые — Graham. Не из той ли серии, которую Леонид Слуцкий дарил всем сотрудникам клуба после чемпионства?
— Те самые!
— Хоть кто-то выяснил — сколько стоят?
— Говорят, около 10 тысяч долларов. На обороте надпись «Чемпион России», ниже — фамилия и логотип ЦСКА. Я просто обалдел. Если б Леонид Викторович одному человеку такие вручил — еще в голове можно утрясти. Но 30 именных часов!
— До этого тоже были неплохие?
— На 50-летие Дима Лоськов подарил часы Omega. Красивые, очень дорогие!
— А что за браслет на правой руке? Верите в мистическое?
— Это от давления. Лео Бокерия рекомендовал, недавно ношу.
— Фамилия и у вас грузинская. Но родились в Москве?
— Да. Отец с матерью рано развелись, мне было четыре года.
— С отцом общались?
— Лет с шестнадцати. Дед по папиной линии — удивительный хирург, оперировал во время войны. С фронта грузовики один за другим. Сортировка больных простая: этот будет жить, этот — нет.
— Сразу ампутировали?
— Так ситуация лечить не позволяла. Никто не размышлял, шел поток. Вспоминал: «Всё вроде закончили, надо отдохнуть, а тут еще грузовик. Значит, не поспать. Полкружки чистого спирта и вперед. Иначе ноги опухают…» Вот от этих рассказов я и решил заняться медициной.
— Когда-то вы считались самым юным врачом в высшей лиге чемпионата СССР.
— Думаю, мой рекорд не перекрыли — 25-летним оказался в одесском «Черноморце»!
— Никита Симонян пригласил?
— Он пришел к главному врачу в диспансер на Курской: «Мне в „Черноморец“ нужен доктор». Тот вызвал меня — молодого, холостого. Я как увидел Симоняна… Никита Палыч договорить не успел — я выкрикнул: «Да!» Не уточняя, в какой клуб зовут.
— Быстро освоились?
— Приняли тепло, хоть в первом же матче случился конфуз. Игра против «Спартака», за который болел с детства. Федя Черенков забивает гол, я на скамейке от радости подпрыгиваю. И замечаю изумленный взгляд Симоняна, ассистентов, запасных. Слава богу, арбитр мяч не засчитал, 0:0 закончили. Никита Палыч после игры мягко укорил: «Саша, я тоже спартаковец. Но сейчас мы все-таки в „Черноморце“…»
В той команде были выдающиеся ребята. Игорь Беланов по прозвищу Скиппи. Уникум Вася Ищак. Гриша Шаламай — потрясающий технарь, уровня Черенкова. Та же позиция, маленький, кривоногий. Играл без передней крестообразной связки.
— Как?!
— После каждого матча колено опухало. Постоянно откачивали жидкость. Спасало, что в 1980-м у доктора «Черноморца» были препараты, которых не имел никто. Даже в сборной СССР!
— Откуда?
— Пароходство закупало. Наши футболисты поэтому быстрее остальных восстанавливались.
— Почему Беланов — Скиппи?
— Ходил, как Чарли Чаплин. Редкая для футболиста походка. Зато скорость сумасшедшая, мог профессиональным спринтером стать. А вот техника слабенькая. Игрока из него уже в киевском «Динамо» вылепил Лобановский. Беланов — скромный, добродушный. Ко мне приходил, подолгу разговаривали — при этом чувствовалось: что-то держит в себе… Вы же помните, что произошло, когда уехал из Киева за границу?
— История с кражами из магазинов.
— В немецких газетах писали — клептомания. Не столько он отличался, сколько супруга. С ней давно не живет.
— Масса приключений было с вратарем «Черноморца» Иваном Жекю.
— Как-то разозлил шуткой повара на базе. Тот дядька суровый, раньше на пароходе служил. Швырнул в сторону Вани тарелку с бифштексом. Я понял, что такое вратарская реакция — Жекю поймал на лету и тарелку, и бифштекс!
— Силен.
— Другой случай — зашел в нашу раздевалку с напутствиями гражданин из областной прокуратуры, курировал «Черноморец». Ребята тем временем перемотали Жекю бинтами и простынями, как человека-невидимку, — и запустили к куратору. Представляете его ужас?
— Вот это юмор.
— К лету 1981-го с болезнью Боткина слег второй вратарь Елинскас. Тут же сломался Жекю, мениск. Срочно заявили уже закончившего 44-летнего Сашу Дегтярева. Выпустили против «Спартака», получили 1:4 — и Дегтярев сообщил, что завязывает с футболом навсегда. Что делать?
— Что?
— На пороге появляется хромающий Ваня: «Буду играть!» Начали его тренировать, не напрягая ноги. Приезжает московское «Динамо». Жекю встает в ворота — играет как Бог. Побеждаем 2:1. На одной ноге отстоял весь второй круг, не тренируясь вовсе!
— Чем Ищак уникален?
— Невероятно выносливый. Долго считался атакующим фланговым игроком, потом Симонян передвинул в оборону. Заиграл на уровне Саши Маховикова.
— Маховиков — особенный?
— А я другого такого футболиста не встречал — кто вообще не применял бы подкаты. Великолепно отбирал мячи, никаких карточек! Есть люди, которые живут в подкате — Юра Дроздов, Дима Тарасов, Вернблум. Плюс у Маховикова нечеловеческая выносливость! В Ташкенте играем с «Пахтакором», жарища. Вся команда стоит — Маховиков носится по бровке туда-сюда. Но была проблема — режим.
— А у кого в то время не было проблем с режимом? Пудышева в московском «Динамо» застали?
— Да. Юра — феноменальный футболист. И играть успевал, и чудить. Уже в Минске выдали ему автомобиль ВАЗ 2106. Поехал обмывать. Возвращался домой затемно, подшофе. Перепутал поворот, полмашины зависло над котлованом…
— Боже.
— Метро там строилось. Кое-как выбрался. Постоял, почесал голову. Прикинул, что назавтра ему Малофеев устроит — и подтолкнул «Жигули» в яму. Отряхнул руки, пошел домой спать.
— Кажется, был случай, когда на вечеринке Пудышев воткнул в задницу горящую газету и вылез по другую сторону балкона. Держась за перила, орал: «Я — Гастелло!»
— Вот этого не знаю. Слышал, однажды в гостинице повис на балконе с той стороны. Все бросились искать, — был человек в комнате и исчез! Десятый этаж! Тут Юра подтягивается и весело подмигивает: «Ку-ку»…
— Пудышев мог нетрезвым на матч выйти.
— Это в Минске. В московском «Динамо» такого не было. Ребята отрывались после матча. Как-то выиграли в Алма-Ате, так наутро Пудышев и Сашка Уваров — в дрова! Не добудиться! Оставили в гостинице. В Москву прилетели на следующий день.
— В «Локомотиве» свой Пудышев был?
— В памяти сидит выходка Лешки Арифуллина. Тяжелые сборы в Хосте подходят к концу. Арифуллин и Джанашия достали где-то две лошади…
— Эту историю нам рассказывал Игорь Чугайнов. Заза в ней не фигурировал.
— Был Заза, точно вам говорю. Организовали шашлык, в ледяную речку засунули пиво и молодое вино. Вскоре смотрим — бутылок недокомплект. Течением, что ли, унесло? Неожиданно появляются два всадника. Причем на лошадях без седла. Вы пробовали прокатиться без седла?
— Сложно?
— На задницу потом не сядешь. Стало понятно, куда вино делось. Дальше с криком: «Ух ты, что это?!» Арифуллин с лошади свалился. Джанашия-то покрепче — надулся и молчал. Семин побагровел, распорядился пикник сворачивать: «Едем на восстановление».
— Заза прилично старше тех лет, что значатся во всех справочниках. Вы как доктор это чувствовали?
— На Кавказе часто меняют метрику, там раннее созревание. С Зазой меня сразу стали посещать сомнения, как только увидел. Полагаю, года три ему приписали.
— А Добровольскому — полтора?
— Говорят… Еще в те времена, когда был мальчишкой, его «Нистру» в товарищеском матче победил «Днепр». Владимир Емец привел Добровольского в свою раздевалку: «Поглядите, кто вас обыграл!» Игорь — миниатюрный, тоненький, весь прозрачный. В лапах Емеца его видно не было!
В 80-е вся страна охотилась за тремя талантами — Добровольским, Колывановым и Кирьяковым. Но они оказались в московском «Динамо». Благодаря Михаилу Гершковичу, начальнику команды. Ездил, разговаривал с родителями, убеждал… О Добрике могу долго рассказывать, мы дружим. Про его легендарный гол в Швейцарии знаете?
— Нет.
— Выступал за «Серветт». Увидел, что вратарь вышел далековато — пробил из центрального круга ему за шиворот. Тот бежал, тянулся — бесполезно. Но что сотворил Добрик? Не дожидаясь, пока мяч опустится под перекладину, отвернулся и пошел на свою половину поля. Мяч еще летел, а Игорь знал — будет гол!
— Тоже не режимил?
— Поэтому раскрылся процентов на 60. Между прочим. Добровольский — первый советский футболист, которого прооперировали за границей. В 1989-м я отправил его в ФРГ.
— Что случилось?
— Мениск. В СССР артроскопов не было. На восстановление после операции уходило три-четыре месяца. Надолго терять Добровольского не хотелось. С разрешения руководства обратились к президенту «Дженоа» Альдо Спинелли. Этот клуб в перестройку стал коммерческим партнером «Динамо». Итальянцы договорились с немецкой клиникой, расходы взяли на себя. Добрика они уже пасли, через год заключили с ним контракт. А нас пригласили в Геную на товарищеский матч. Познакомились с грудастой певицей… Как же ее… «Бойз, бойз, бойз».
— Сабрина?
— Да! Спинелли — бизнесмен, выпускал спортивную обувь. Сабрина была лицом его фирмы. Спела на банкете, сфотографировалась с ребятами. Игорь Симутенков и Слава Царев ей особенно понравились. Предложила: «Оставайтесь, будете у меня на подтанцовке».
— Кто-то закрутил роман?
— Сима — вряд ли. Скромняга, да и было-то ему лет 17. Царь — мог. Постарше, понаглее.
— Была еще в «Динамо» ваших времен троица, которую звали «Бони М».
— Юра Ментюков, Санька Молодцов и Валера Матюнин, отец сегодняшнего судьи. Все — молодые футболисты. А как дядька-наставник при них Саша Минаев.
— Кто-то из этой компании на тренировках зашвыривал мяч в лесок, брел за ним лично. Там в кустах была припрятана банка с бражкой.
— Из них на это способен только Молодцов. Безумно талантливый, но иногда уезжал с тренировки — и пропадал на двое суток. В итоге рано закончил. Я тогда ничего не подозревал — ну, ушел человек за мячом. Что такого? Думаю, там был напиток восстановительный после дня возлияний. Скорее, пиво.
— На фотографиях времен «Черноморца» и «Динамо» вы с пышными усами. Когда сбрили?
— Лет в 35. Показалось — старят. К тому же динамовские начальники давили — усы не по уставу, нежелательны. Футболистам Новикову и Газзаеву еще прощалось, а я выслушивал постоянно.
— Что сказал вам Эдуард Малофеев, если написали заявление и ушли из «Динамо»?
— Я был офицером — и «заявлений» погоны не предусматривали. Готовились к матчу в Ташкенте. В Москве дикая жара, около 38 градусов. Эдуард Васильевич три дня подряд назначал тренировки в полдень.
— Зачем?
— Чтоб адаптировались к пеклу — и в Ташкенте не удивлялись. Я понимал, что мы теряем футболистов. Обезвоживание, тяжелейшее закисление. Как они будут бежать?! Подошел к Малофееву: «Адаптации к жаре нет! Привыкнуть нереально!» На это Эдуард Васильевич заявил, что я — «не единомышленник».
— А вы?
— Ответил, что я единомышленник — но в другом. А тут мы совершаем ошибку! Но меня перевели в ватерпольное «Динамо». Вернули, когда Малофеева сменил Бышовец. Годы спустя Эдуард Васильевич извинился.
— Каким образом?
— Я уже в «Локомотиве» работал, он — в Тюмени. Сыграли там, после матча возвращались в Москву одним самолетом. Сейчас-то у клубов чартеры, нормальное питание. А в 1994-м — обычный рейс. Из еды — печенюшки да барбариски. Мы заранее готовили бутерброды с икрой, подкармливали игроков. Малофеев сидел в хвосте, его тоже угостил. Разговорились. Он произнес: «Эдуардыч, был не прав. Не сердись…»
— Почему тренеры старшего поколения запрещали игрокам в жару пить воду?
— Считалось, чем больше ее потребляешь — тем выше нагрузка на сердце. Достаточно рот прополоскать. Маразм! Сегодня любой подросток знает, что надо восстанавливать водный баланс. Потеря внутриклеточной жидкости обернется гигантскими патологическими изменениями в организме. Гипоксией тканей. Можно загреметь в реанимацию… Да о чем говорить, если в Советском Союзе встречались клубы, где вообще не было врача! Только массажист!
— Например?
— «Локомотив». Поиском озадачились после того, как команду принял Сан Саныч Севидов. Познакомил его с Юрой Васильковым, скромным сотрудником физкультурного диспансера. Так что будущий доктор «Спартака» и сборной России попал в футбол с моей подачи. Специальности «спортивный врач» в те годы не существовало. Команды первой и второй лиги брали на эту должность кого угодно.
— Даже ветеринара?
— Ветеринаров, кажется, не было. Гинекологи были. Где-то на Украине.
— Кто из футбольных врачей номер один в вашем личном списке?
— В «Шахтере» много лет работает Артур Глущенко. Очень сильный доктор. Входит в медицинский комитет УЕФА, регулярно принимает участие в международных симпозиумах. Среди врачей премьер-лиги отмечу Михаила Гришина из «Зенита», Дмитрия Габелко из «Краснодара» и Кюри Чачаева из «Крыльев». Суперпрофессионалы!
— Последний случай, когда коллега поразил профессиональным невежеством?
— Некоторые перед игрой не здороваются. Раньше такого не было. Теперь в порядке вещей. Вот это самое большое невежество!
— А вы — здороваетесь?
— Всегда! Кто-то кивнет, проходя мимо. Кто-то сделает вид, будто не заметил. К врачам из московских клубов это не относится.
— К кому из известных западных хирургов старались игроков не отправлять?
— Начнем с того, что у каждого клуба премьер-лиги с зарубежной клиникой договор. Мастерство хирургов везде одинаковое. И в Нью-Йорке, и в Лондоне, и в Мюнхене. Кто-то скептически отзывается о Томасе Пфайфере, например. Но он не аферист. Просто первым навел мосты с Россией. Прооперировал «кресты» Егору Титову, который заиграл через полгода. Да и других футболистов «Спартака» лечил успешно. «Локомотив» же сотрудничал с Томасом Фройлихом.
— У него клиника в Штутгарте?
— Совершенно верно. Хирург роскошный. 27 операций нашим игрокам — ни одного отрицательного результата. Потом «Локомотив» наладил контакт с клиникой в Риме. Туда к профессору Мариани приезжают знаменитые спортсмены со всего мира.
— Там подороже, чем в Штутгарте?
— Нет. Расценки в Европе стандартные — 12−15 тысяч евро.
— Без учета реабилитационного периода?
— Всё вместе — «под ключ».
— Из «Локомотива» к Фройлиху нынче не обращаются?
— Разве что сами футболисты попросят. Вот доверяют ему Тарасов, Торбинский, Гильерме… Если руководство клуба дает добро, летят в Штутгарт. Тот же Тарасов — кремень! Перенес тяжелейшие операции! У Фройлиха — колено, у финна Сакари Оравы — ахилл. Но оклемался, играет. Как и Торбинский.
— Он с «крестами» мучался?
— «Кресты» — это в «Спартаке». В «Локомотиве» другая беда приключилась — симфизит. Повреждение лонной кости. Травма сложная, болезненная. Из-за нее закончили карьеру Газзаев, Желудков, Редкоус, Гостенин… Димку прооперировал Фройлих, четыре месяца ушло на восстановление.
— Паховая грыжа — травма распространенная?
— Более 50 процентов футболистов делают пластику паховых колец. Сетка, которая укрепляет дно пахового канала, под воздействием нагрузок может разойтись. Приходится второй, а то и третий раз под нож ложиться.
— В ЦИТО легендарная Зоя Миронова последнюю операцию провела, когда ей было далеко за 80. Вы с пожилыми хирургами сталкиваетесь?
— Профессору Мариани — за 70. Когда-то вместе с коллегой из Швеции первым в мире сделал операцию на крестообразной связке, применив искусственный материал — лавсан. Сейчас методика иная. Используют собственные ткани человека. Либо у трупа забирают. Есть такая связка надколенника — вырезают лоскут и пришивают в поврежденное место. Мариани в прекрасной форме, пациенты — игроки «Ромы», «Ювентуса», «Милана», «Интера». А в Турку оперирует его ровесник Орава. По финским законам предельный возраст для практикующего хирурга — 65 лет. Орава единственный, кто имеет допуск. Из наших лечил Тарасова, Широкова, Калиниченко…
— Неудачные операции были?
— Олег Гарас. Сначала крестообразная связка полетела на правом колене, затем на левом. Фройлих сработал изумительно, с технической точки зрения вопросов никаких. Но вернуться на прежний уровень Гарас не смог. Пропала резкость, скорость. Хотя по таланту это был форвард масштаба Шевченко.
— Доктор точно не при чем?
— Абсолютно! Медицина не в силах объяснить, почему через полгода после операции на «крестах» кто-то восстанавливается полностью, а кто-то все качества теряет.
— Дмитрий Сычев — тоже «клиент» Фройлиха.
— Гараса и Сычева сравнивать нельзя! Дима после операции на крестообразных связках выдал несколько ударных сезонов. Играл неплохо, забивал, вызывался в сборную. До сих пор перед глазами победный финал Кубка России с «Москвой». Жара под сорок, лужниковская синтетика. В дополнительное время он совершает рывок на полполя и делает голевую передачу О’Коннору. Спад накрыл Сычева позже. То ли возраст, то ли что-то другое.
— Про Марата Измайлова рассказывали: лег на базе спать здоровым, встал — мениск. С кровати рухнул?
— Насчет мениска — бред. В «Локомотиве» перенес операцию только на паховых кольцах. Это в Португалии раза четыре попадал к хирургам в связи с травмой сухожилия коленного сустава. А у нас так: просыпается Измайлов в день матча — вдруг хромает. Еле-еле спускается по лестнице.
— Реакция Семина?
— Огорчается. Марат — его любимый игрок. Ранний Измайлов — это действительно что-то фантастическое. Но мнительный, непредсказуемый. Вот приходит утром: «Болит голеностоп». На рентгене видим дегенеративные изменения, характерные для всякого профессионального футболиста.
— Какие?
— Внутри сустава образуются остеофиты. В Германии операцию посчитали нецелесообразной. Назначили консервативное лечение. Бывало, светит солнышко, Марат с улыбкой, на позитиве. Готов к любой нагрузке. Но солнце могло не выйти или поменяется настроение — снова лазарет, хандра. В общей сложности из-за этого полгода не играл.
— Может, Измайлов — симулянт?
— Что вы! Он же не придумывал. Просто есть люди, которые на такую боль не обращают внимания. Играют по 90 минут.
— Вася Березуцкий?
— Вася, Вернблум, Игнашевич. В «Локомотиве» — Тарасов, Самедов, Янбаев, Дюрица. А у Марата повышенное восприятие боли. По три-четыре месяца залечивал травму, когда у другого на это ушло бы две недели.
— У Соломатина — кости хрупкие?
— Андрей уверял, что в детстве пережил около десятка переломов, парочку сотрясений. Уж не знаю, как угораздило. В «Локомотиве» ничего не ломал, кроме скулы. Был такой «металлический» защитник Сергей Тимофеев…
— Почему «металлический»?
— Да от него все отлетали! Неуязвимый. Прозвище Цыган. В жизни — добрый, тихий, а на поле — убийца. Когда в «Алании» играл, засадил Соломатину локтем. Прямо с поля увезли в больницу. А Тимофеева на десять матчей дисквалифицировали.
— Кто из футболистов чемпион по количеству шрамов?
— Евсеев, Пашинин, Черевченко… Не жалели ни себя, ни соперника. Шрамы в основном на голени. Шипами так могут засадить в надкостницу — никакие щитки не помогут. Из игроков предыдущего поколения вспоминаю защитника «Динамо» Сергея Никулина.
— По прозвищу Коса.
— Ну да. На ногах живого места не было. Техническая оснащенность слабая, брал жесткостью, самоотверженностью. Рукавчики закатает — и давай выжигать. Сейчас с палочкой ходит. А вот у Автогена, Саши Новикова, который с Никулиным в паре играл, — ни операций, ни шрамов.
— Из рентгеновских снимков, что держали в руках, — какой не забудете никогда?
— Динияра Билялетдинова. В Самаре столкнулся с Андреем Тихоновым. Удар в надкостницу, таких в каждом матчей — миллион. Доиграл. Утром рентген — все чисто. Но боль не уходит. Три дня, семь, десять. МРТ ничего не показывает. Диагноз установили лишь после того, как под определенным ракурсом сделали томографию.
— Что выяснилось?
— Клиновидный перелом! В таком месте и под таким углом, что на обычном снимке не разглядишь. Кость сама срослась, без гипса.
— Когда вам, как врачу, в последний раз стало страшно?
— За пациента или от увиденной картины?
— Так и так.
— Второе — исключено. Если доктор в сложный момент не может совладать с нервами, надо заканчивать с профессией. А из пациентов очень тревожно было за Марка Гонсалеса в ЦСКА. От удара в бедро на тренировке образовалась гематома. У чилийца не гемофилия, конечно, но пониженная свертываемость крови. Произошло обильное кровоизлияние в мышцу бедра, оно распухло.
— Где был игрок?
— Дома. Позвонил доктору Керимову, тот понял, что ситуация критическая. Гонсалеса доставили в Европейский медицинский центр, срочно прооперировали. При помощи специальных надсечек на бедре освободили ткани от избыточной крови. Восстанавливался почти полгода.
— Таких травм на вашей памяти не случалось?
— В «Локомотиве» у Альберта Саркисяна было размозжение мягких тканей бедра. Две недели выкачивали кровь. Но даже это не сравнится с тем, что пережил Гонсалес.
— Еще один несчастный парень, Расмус Эльм, решил возобновить карьеру в шведском «Кальмаре».
— «Возобновил» — громко сказано. Играет в посредственной команде с двумя старшими братьями. Свободный график, минимальные нагрузки. Серьезные-то при таком заболевании кишечника Эльму категорически противопоказаны! Тема деликатная, углубляться не хочу. Но все спортсмены, которым ставили подобный диагноз, немедленно заканчивали.
— Как устроен медицинский штаб в европейских топ-клубах?
— Там система другая. У нас в команде — два врача. На зарплате, всегда рядом с футболистами. За границей то же самое делают физиотерапевты!
— Врачей нет?
— Приглашенные. Как правило, травматологи высочайшего уровня. У каждого собственная клиника. Сами оперируют, если надо. На тренировке доктор присутствовать не обязан. Приехал до нее, осмотрел кого-то из футболистов и укатил обратно в клинику.
— На играх-то врач есть?
— Разумеется. Но в поле выбегает все равно физиотерапевт с массажистом… На Западе ни один игрок не отправится после выздоровления сразу в общую группу — должен пройти курс под руководством физиотерапевта.
— Доживем до момента, когда в российских клубах будут работать только физиотерапевты?
— Думаю, да. Рано или поздно займут главное место.
— Правда, что медицинский штат дортмундской «Боруссии» насчитывает 15 человек?
— Да. Как и в «Челси».
— И такой бригадой в «Челси» руководила какая-то девчонка Ева Карнейро?!
— Да ничем она не руководила. Работала с футболистами непосредственно на поле. Очень грамотный физиотерапевт. С ранней юности занималась спортивной медициной. В конфликте с Моуринью нет ее вины.
— Неужели?
— После финала чемпионата мира-2014 правила изменились. Тогда немец Крамер получил сотрясение мозга и «поплыл». Не соображал, за кого играет, куда бежать. Медицинский комитет УЕФА прописал: отныне футболисту с травмой головы нельзя сразу возвращаться на поле. За три минуты доктор убедится — есть ли сотрясение. Хотя игрок будет сопротивляться, рваться обратно… Однажды я оказался в шкуре Евы.
— Где?
— В «Локомотиве». Игра с ЦСКА, счет 1:1. У нашего защитника Олега Кузьмина сильное рассечение. За бровкой накладываю тугую повязку. Какой бы ты ни был специалист — нужно время. В эти секунды забивается гол! Семин в ярости! После матча подходит: «Саш, извини».
Лишь раз я видел, как доктор прямо на скамейке зашивал рваную рану — а футболиста не меняли. Тренер ждал минут семь, потому что замена была бы катастрофой.
— Это кто ж такой?
— Голландский защитник Яп Стам… Иногда поражаюсь мужеству спортсменов. На прошлом чемпионате мира хоккеисту Максиму Чудинову разрезали коньком от шеи до подбородка всё! Я не сомневался, что его отослали домой. Вдруг вижу — играет в следующем матче. Наложили 17 швов.
— Даниил Марков нам рассказывал, как со сломанной рукой и травмированным коленом бился в финале чемпионата мира.
— Скажу вам так: нет здесь никакого геройства. Сегодня игрок с тяжелым анатомическим повреждением выходить не станет. Все понимают: если начинаешь уступать в борьбе — иди на лавку, иначе ты уже вредитель. Вы говорите про «перелом руки». Он бывает разный!
— При каком-то можно играть?
— Да — если нет смещения. Когда перелом с тремя-четырьмя смещениями — требуется операция. Людей без сознания в больницу привозят!
— Марков перед тем финалом повел врачей сборной в ресторан. Умолял закрыть глаза на травму, выпустить на лед.
— Знакомая картина. Многие просятся играть. Надо хвалить и… Не выпускать!
— Хоть раз нарушили для себя это правило?
— Вася Березуцкий повредил колено, следом мышечная травма. Мы с доктором Керимовым были против — но он настаивал, брал на себя инициативу.
— Вышел?
— Да, сыграл против «Зенита». Был похожий у Лоськова перед важнейшим матчем Лиги чемпионов с «Шахтером». Но особенно хорошо помню случай Сенникова.
— Что было?
— Играем дома с «Шинником». Дима прежде не получал мышечные травмы. Не представлял, что это такое. Тут рванулся в борьбу, включил скорость. Внезапно тормозит, оборачивается за ворота. Кого-то высматривает. Когда мышца разрывается — полное впечатление, что в тебя бросили камень. Я к Сенникову, увожу с поля — а он стремится назад!
— Удержали?
— Через пару секунд Дима сам все понял. Морозить бесполезно. Кстати, не понимаю врачей, которые сразу начинают морозить. Ты разберись сначала, что с игроком…
— Что оказалось у Сенникова?
— Все как положено — надрыв с повреждением и гематомой. На задней поверхности бедра мышцы разные — есть такие, которые залечивать нужно до 8 недель. Чтоб избежать рецидива. Диму лечили два месяца.
— Кто еще рвался в бой?
— Евсеев умудрился доиграть матч с повреждением передней крестообразной связки! Собираемся уводить с поля — нас оттолкнул и пошел играть. 40 минут продержался!
— Вы понимали, что это «кресты»?
— За минуту не поймешь — но ясно было, что травма серьезная. Колено начало опухать. Вот это характер!
— Характер? Или дурь?
— Давайте считать, что характер. Больной Вадик играл так же, как здоровый.
— Бывало, смотрите на сломавшегося футболиста — и прямо на поле вам ясно, что карьера закончена?
— Никогда. Спортивная медицина сегодня может все. Вылечит любую травму. Если это, конечно, не вратарь Радич, которому пришлось почку отнимать.
— За новыми методиками следите?
— Обязательно!
— Какая лекция поразила?
— На одном из семинаров в Мюнхене лет семь назад ждали утреннего доклада. В зале врачи со всего света. Неожиданно на трибуну поднимается мужчина с палочкой — и мы узнаем в нем не какого-то доктора, а капитана «Байера», защитника сборной Германии Йенса Новотны. Этот доклад запомнил на всю жизнь.
— Йенс-то чем мог удивить?
— У парня четыре травмы крестообразной связки!
— Ого.
— Трижды рвал переднюю, раз — заднюю. В тот момент ему было 35 лет, вернулся из Америки с очередной операции.
— Говорил, как восстанавливался?
— В зале, где сидели прекрасные доктора, это едва ли кого-то заинтересовало бы. Новотны рассказывал, как переживал, какая накрыла депрессия, что ощущала его семья… Но каждый раз возвращался в сборную! Так что и Данни сейчас не надо опускать руки. Уверен, восстановится, вернется в футбол.
— Чему вас та лекция научила?
— Тогда я особенно чувствовал, насколько по-человечески люблю футболистов.
— Сергей Овчинников на спор то графинчик оливкового масла выпивал, то 50 хинкали съедал. На ваших глазах?
— Нет. Зная Овчинникова — допускаю, что так и было. Хотя столько масла — чревато.
— Чем?
— Слабительным эффектом! В активной форме!
— А хинкали?
— В этом смысле — безопасны. Игроком Серега больше всего любил пельмени и оливье. Накладывал огромные порции.
— Теперь в меню футбольной команды этих блюд не найти.
— В пельменях, если сделаны вручную, из хорошего мяса, криминала не вижу. Главное — не в предыгровые дни. Оливье — исключено. Слишком много майонеза. Раньше об этом не задумывались, все было проще. Вспоминаю соседа Овчинникова по номеру, Олега Гарина. Он не знал, что такое джин!
— Вы о напитке?
— Да. Прилетели на турнир в Сингапур. По-английски Гарин ни бум-бум. Выскочил в магазин за водой. Возвращается — полная авоська «Бифитера». Бутылок десять! У Овчинникова глаза на лоб: «Ты что купил?!» — «Лимонад какой-то. Вкусный, наверное. Мужик красивый нарисован…» Команда угорала.
— Судьба джина?
— Об этом история умалчивает. В Сингапуре пробыли недели три. Было время найти джину применение.
— Гарин, кажется, гонял на машине как никто?
— Что он творил в Москве! Рассекал на какой-то «японке» с правым рулем, которую притащил из своей Находки. Джанашия такой же. Даже из «Жигулей» выжимал всё!
— Страшно было с ними ездить?
— Это со мной было страшно, футболисты хваталась за ручку. «Локомотив» купил реанимобиль. Вез на нем Родолфу к мануальщику, опаздывали. Пришлось жестко нарушать. Родик перепугался, ногами ковер закрутил. Как я от встречных машин уходил в крошечные щели…
— Ну, опоздали бы. Что такого?
— Этот мануальщик — очень пунктуальный. Если к нему не попадали в срок, то всё. У Родолфу была проблема со спиной, а Владимир Токалов ставил людей на ноги за полчаса. Он занимался патриархом Алексием. Часто ездил в Сергиев Посад, лечил священнослужителей. Человек от Бога.
— Евсеев описывал — нередко вы на этом реанимобиле гоняли с сиреной. Без пациентов.
— Мы ГАИ не всполошим?
— Сколько лет прошло.
— Гаишники эту машину знали, все время ездил по Кутузовскому. Понятно, если у тебя есть возможности и мастерство… Когда я уходил из «Локомотива», на реанимобиле — ни царапины. Не было ни единой аварии. Я не создавал аварийные ситуации. Честно вам говорю — на машине со спецсигналами в два раза сложнее.
— Почему?
— На любом перекрестке ждет сюрприз. С каждой стороны могут ехать люди, которые правил не нарушают. Просто тебя не видят…
Мне и на обычных дорожных авариях приходилось останавливаться, выводить людей из шока. На Кутузовском регулярно — машины лоб в лоб, кровь на весь проспект, головы разлетелись в разные стороны. Или случай на Третьем кольце, напротив Лужников. Там откос к гостинице «Юность». У молоденькой девчонки машина оказалась на этом откосе после аварии. Еду мимо — инспектор стоит, «Скорой» нет. Тормознул, конечно. Рядом 61-я больница, девчонку можно отправить туда. А она кричит: «Я не уйду, не оставлю машину! Пропадет!» Так и не ушла.
— Рвалась на поле, как Сенников?
— Вроде того.
— Чугайнов нам рассказывал, как в институте физкультуры препарировал трупы старух, вылавливая из формалина. Вы через такое прошли?
— Разумеется. Я ж медицинский заканчивал. Лазил в формалиновую ванну почаще Чугайнова. Еще когда в школе учился, присутствовал на операциях у деда, насмотрелся всего. Спокойно относился. Обморока не было ни разу.
— У деда при вас на столе кто-то умирал?
— Нет.
— Наверняка вы зачитывались «Байками «Скорой помощи» Михаила Веллера. Самые яркие истории из вашей жизни — учитывая, что тоже работали на «неотложке»?
— Фельдшером трудился недолго, во время учебы в институте. Центральная подстанция «Склифа» обслуживала, в частности, Большую Грузинскую улицу.
— Догадываемся, к какому пациенту вы ездили.
— Случайно попал в одну бригаду с Игорем Годяевым, который занимался Высоцким. Причем безумно был на него похож. Одного роста, приблизительно такие же черты лица, чуть вытянутая нижняя челюсть. Как-то приехал на вызов к Высоцкому, действительно ему помог, подружились. Игорь и умер так же, не переборол тягу к алкоголю.
— Значит, встретились с Высоцким?
— Строгих правил тогда не было. Освобождаясь с вызова, ты докладывал по рации в диспетчерскую. Если отношения хорошие — где-то задержишься, передохнешь. Вот мы ехали с вызова как раз в том районе, Игорь спрашивает: «Хочешь познакомиться с Высоцким? Заедем?» И мы заехали!
— Что увидели?
— 1976 год, я студент четвертого курса. Поражаюсь: «Как с Высоцким? Уже час ночи!» — «Да он только проснулся…» Позвонили в квартиру, тот обрадовался: «Игоряша!» Встретил как брата. Мне руку пожал. Сидели на кухне. Высоцкий напел что-то. Кусочек из песни, которую в то время писал.
— Высоцкий казался больным человеком?
— Нет! Совершенно нормальный! Просидели около часа. Двухкомнатная квартира, ничего особенного. Запомнились фотографии — с концертов, вместе с Мариной Влади, Марина одна с развевающимися льняными волосами, «Гамлет», Юрий Любимов… Показывал рисунки.
— Марина Влади была?
— Нет. Но мы не выпивали. Приехали в тот момент, когда собрались какие-то творческие люди. Никакого угара. Если б Высоцкий был в другом состоянии, Игорь меня бы не привез. Я и не заподозрил, что у Высоцкого нелады со здоровьем — на обратном пути Игорь мне открыл глаза: «Я часто ему помогаю…»
— Позже в этот дом приходили?
— У меня там знакомая квартиру сняла. Заглядывал в гости к ней, к композитору Зубкову, жил двумя этажами ниже. Высоцкий к тому моменту умер.
— Правда, что на врачей «Скорой» иногда бросаются с топором?
— Так и есть. Мы как-то угодили в квартиру с наркоманами — еле выбрались. Стандартный ночной вызов. Но с нами всегда ходил водитель. Девушка-фельдшер не в помощь, отмахивался я да шофер. Попасть в наркопритон — мало радости. Им не мы были нужны, а наш чемоданчик.
— На железнодорожные травмы выезжали на «Скорой»?
— Поездные травмы? Да. Это жуть.
— А подробнее?
— Поездом переезжает человека. А ты рассматриваешь, что от него осталось. Как-то забирали с рельсов мужчину, разрезанного практически пополам. Вдоль. При этом живой!
— С ума сойти.
— Так называемая «ректильная фаза шока», когда обостряются все системы. Напрягаются все мышцы. Из последних сил может встать на ноги. Пока везли его в машине, именно это он и пытался сделать. А потом, естественно, скончался. Но держался практически до дверей больницы.
— Когда всей страной переживали за хоккеиста ярославского «Локомотива» Сашу Галимова — вам как врачу исход был понятен?
— 80 процентов ожогов? Без шансов. Травмы, несовместимые с жизнью. Повреждены прежде всего внутренние органы, дыхательные пути, плюс инфекция… А у капитана того «Локомотива» Вани Ткаченко — вообще ведь ни одного повреждения, ни царапины! Захлебнулся водой.
— Сколько раз спасали людей от смерти?
— Не считал. Когда проходил интернатуру в травматологической реанимации 33-й больницы — бывало всякое. Однажды человек умер у меня на руках. Банальная операция, надо убрать вены. Дали наркоз — скончался.
— Почему?
— Злокачественная гипертермия. Редкая патология, бывает только у мужчин. Резко взлетает температура, до 44 градусов! Внутренние органы сгорают. Еще случай аллергической реакции был в Баковке, на базе «Локомотива». У дальних ворот осиное гнездо. Двусторонняя игра. Помните вратаря — Лешу Полякова?
— Конечно.
— Его, лысого, потного, атаковали осы. Два укуса — и начался анафилактический шок. Сразу отек, счет на секунды. Лицо распухло.
— Вы не растерялись?
— Если б я растерялся — Леши Полякова не было бы. Хорошо, всё с собой, мгновенно внутривенную инъекцию — и парень ожил.
— Ваша первая встреча с криосауной, где температура достигает минус 176 градусов?
— Вы о криотерапии, а не о бочках с ледяной водой?
— Да.
— За границей клубы все чаще используют криосауну. В России пока есть у нескольких клубов. Для восстановления организма — эффект ошеломляющий. Полностью меняется кислотно-щелочной баланс, состав крови. Но больше трех минут там находиться нельзя.
— Самый жуткий холод, при котором играла ваша команда?
— 2001 год. Раменское. Декабрь. «Локомотив» принимал «Хапоэль» Тель-Авив. Начинали в минус 12, заканчивали — в минус 18. Бузникин инеем покрылся. На скамейке народ околел.
— Израильтянам тем более не позавидуешь.
— За них не переживайте. «Хапоэль», как и все зарубежные команды, приехал в Россию в специальных ботинках, с подогревом. В них запасные сидели. Про термобелье и говорить нечего. Пятнадцать лет назад мы об этом мечтать не могли. Только пледами укрывались.
— Обморожения случались?
— В игре холода не чувствуешь. Это вам любой футболист подтвердит. Но Янбаев, видимо, когда-то отморозил пальцы на ноге. С тех пор остро реагируют на минусовую температуру. Ренат играет даже не через боль — через крик! Но парень мужественный, замену не просит. А в раздевалке для него уже наготове специальные гели, мази, термованны.
— Юрий Баскаков поделился сокровенным: «Когда КФА руководил Николай Левников, в категорической форме запрещал судьям надевать рейтузы, перчатки, шапочки. Дескать, не эстетично. Бесследно такое не проходят. Многие арбитры старшего поколения страдают простатитом». А футболисты?
— Рейтузы и термобелье от простатита не спасают. Заболевание хроническое, почти у всех спортсменов, которые тренируются на открытом воздухе в непогоду. Чтоб не доводить до активной стадии, нужна профилактика и медицинский контроль.
— Вы с разными массажистами поработали. Яркие люди?
— Еще бы! Саша Гасов в футболе почти сорок лет. Миша Насибов — потомственный конезаводчик. Балагур. Володя Ткаченко по прозвищу Шаман — страстный охотник. Как-то на базу «Локомотива» ружье приволок. По воронам стрелял.
— Зачем?
— Раскаркаются, спать мешают. Пару раз пальнешь — улетят.
— Как к этому относился Юрий Палыч?
— С пониманием. По воронам в Баковке постреливали и Лоськов, и Чугайнов. Игорь к охоте со временем охладел, а Димка — обожает. Коллекция ружей у него серьезная.
— Вы за компанию с ним выбирались?
— Нет. Мой принцип — живое существо убивать нельзя.
— Постоянно живете в Баковке?
— Уже лет десять. Купил участок, выстроил дом. До базы «Локомотива» — минуты три пешком.
— В соседях — Семин, Газзаев, Игнатьев, Торбинский. В гости к ним заходите?
— Конечно. У Торбинского дом в стиле хай-тек. Купил у Сережи Овчинникова. У Семина и Газзаева дома деревянные, по финскому проекту. У Игнатьева — каменный.
— Овчинников уехал из Баковки, расставшись с «Локомотивом». У вас таких мыслей не возникало?
— А где поселиться? В Ватутинках? Нет уж, в Баковке лучше. Да и к центру поближе.
— ЦСКА вы покинули летом 2015-го. Чем занимаетесь?
— Недавно устроился в реабилитационный центр, там залечивают травмы не только спортсмены.
— После ухода из ЦСКА вы же едва не очутились в «Динамо»?
— Был разговор. Я работал в этом клубе, когда там играл Андрей Кобелев. Отношения замечательные. Первый раз Андрей меня звал в 2009-м. Сейчас что-то не сложилось. Наверное, просто не в его силах оказалось решить вопрос.
— Вы-то были готовы?
— Конечно! Мой опыт, думаю, еще пригодится. Без футбола свою жизнь не представляю. До прошлого года я был единственным доктором в премьер-лиге, который отпахал 35 лет, не пропустив ни дня.