Алексей Гринин. Семейная история

ТРИ СЛОМАННЫХ РЕБРА, СОБАЧКА ГЕРИНГА И МАЙКА СО ЗВЕЗДОЙ

Это великое счастье — на два часа погрузиться в минувшее. Зайти в подъезд, дышащий историей. Вглядываться в лица стариков из этого дворика.

Из атакующей пятерки «команды лейтенантов» жив один, Валентин Николаев. От интервью Валентин Александрович открещивается: «Памяти совсем нет…»

Все они, забивавшие за ЦДКА, жили здесь, только в разных подъездах. Велико ж было мое удивление, когда узнал, что жива и в добром здравии вдова капитана ЦДКА Алексея Гринина. Легенды из легенд. И готова рассказывать, перебирая пожелтевшие фотографии вместе с корреспондентом «СЭ».

СТАЛИН ЗАЕЗЖАЛ В НАШ ДВОР

— Вот, посмотрите на эту карточку, — пододвигает альбом Зинаида Ивановна. — Это муж после травмы. Радикорский, динамовец, устроил ему отдых. На полгода.

-Тогда ваш муж едва не закончил с футболом?

— Нет. Едва не закончил он после матча в Ереване, когда ему сломали голеностоп. Тогда ему профессор Березкин, генерал-лейтенант, главный хирург Советской армии, сказал: «Ходить будешь. Но футболистом — ни-ког-да…» А все почему?

-Почему?

— Алеша был в гипсе. И вдруг мы с ним решили, что времени прошло достаточно, — сами этот гипс сняли. Скоба такая торчала, что пришлось менять спальню, всю полировку разодрал. Хирург как увидел Гринина без гипса — за голову схватился: «Мальчишка! Такой, сякой, эдакий! Я отвечаю за тебя перед министром, с меня погоны снимут!» И поставил новый — выше колена. Еще на три месяца. Тогда мы и узнали, сколько доброжелателей вокруг. Многие говорили: «Все, Гринин закончил…» 49-й год.

-А он вернулся?

— За нашим домом был лесочек и Арбатское кладбище. Сейчас нет, уже дом построили на костях. Так Алексей брал дочку и в этот лесок отправлялся бегать. Сажал ее на плечо и прыгал на больной ноге. Играл до тех пор, пока товарищ Берия не разогнал нашу команду.

Я вам расскажу, как мужа сломали в Ереване. Местным позарез нужны были два очка. Перед матчем подошел к Алексею капитан команды: «Лех, проиграйте, мы заплатим…» А мой-то хохмач страшный. Спрашивает: сколько, мол, дашь? Армянин называет сумму. Алексей махнул рукой: «О-о-о, это если б одному…» — «Ну смотри. Пожалеешь». И на 12-й минуте этот ереванский капитан прыгнул мужу в голеностоп. Это было гораздо серьезнее, чем случай с Радикорским, когда у Алексея было сломано три ребра.

-Три ребра — тоже не подарок.

— Видимо, у Радикорского было задание — вывести Гринина. Муж стометровку бежал как стайер, никто угнаться не мог. Счастье, что не поел перед игрой. Почему-то в тот день не было аппетита. Было бы что-то в желудке, умер бы от такого удара, сломанными ребрами не отделался. Шипы-то были не нынешние! Ужас!

-Помните ту амуницию?

— Как сейчас перед глазами — все балконы завешаны на Ленинских горах, где команда жила. Футболки из хлопка долго сохли.

-Какими тогда были капитанские повязки?

— Я сама шила из белой материи, а поверх красную букву «К». Трусы у всех были довольно короткие, только Ваня Кочетков носил ниже колен. Как-то с Капой, его женой, сидим на стадионе «Сталинец». И Кочетков с размаху забивает гол в свои ворота. Капа разозлилась: «Говорила ему перед игрой — зачем бутсы мажешь салом?!»

-Денег больших не получали?

— Получал только госпиталь. То колено сломано, то нога. А ноги у него были как стиральная доска. В бутсах-то каких играли, знаете? С гвоздями. А когда прямой ногой с гвоздем на тебя идут — представляете, что это?

Как-то Алексей после матча принес вещи в кожаном портфеле. Я достала гетры, трусы, майку, щитки… Чувствую — они мокрые. Говорю: «Леш, ну зачем ты сам стираешь-то? Приноси домой, я все сделаю!»

-Что ответил?

— «Эх, дорогая! Ведь это ж пот мой…» Я после этого три раза думала, прежде чем отдать 200 рублей за чулки с черной стрелкой. Знала, как достаются.

Алексей Григорьевич был огромный чистюля, у него форма всегда надраена. И еще было изумительное качество: деньги у нас лежали только в одном месте. Как бы ни поссорились, клал все до копейки. Доверял мне абсолютно. Даже деньги ездила за него получать в Спорткомитет. Тогда 15 тысяч давали за первенство и 5 — за Кубок.

Я старалась, чтобы дома было красиво. Дети хорошо питались, дочь окончила школу Большого театра, танцевала в ансамбле Моисеева, объездила весь мир. Сын не стал футболистом. Сколько было сыновей у игроков ЦДКА — один Володя Федотов заиграл.

-Почему?

— Потому что наши знали, что футбол — адский труд. Детей отправляли учиться. Кстати, вы знаете, что хоккейный тренер Тихонов — мой двоюродный брат?

-Виктор Васильевич?

— Да. Маминого родного брата сын. И родился Виктор в моей коляске. Жил в нашей комнате, пока не получил жилье.

-Это не легенда — будто ваш муж тайком бежал из особняка Василия Сталина?

— Быль! Василий Иосифович звал Федотова, Демина и моего мужа. Все отказались. Но Гринина Сталин особенно хотел получить — и закрыл в своем особняке. Положил на стол заявление о переходе в ВВС: «Пока не подпишешь — не выйдешь». Два дня Алексей Григорьевич там просидел. А у Сталина была удивительная собачка, с огромными зубищами — вот она моего мужа и охраняла…

-Прежде эта собачка Герингу принадлежала.

— Совершенно верно. Как-то Гринин в окно выглянул — во двор грузовик привез молоко. Пока рабочие жбаны перетаскивали, муж в кузов прыгнул и спрятался. Так и сбежал. Сталин возвращается — собака сидит, а Гринина нет. Вся Москва эту историю знала.

-Вы хоть раз Василия Иосифовича живьем видели?

— А как же?! В наш двор часто приезжал.

-Всматривались — похож на отца, нет?

— Мы отца-то видели только на портретах. А это все мишура. Как и кино. Я смотрю фильм про Всеволода Боброва, поражаюсь: ну кто, спрашивается, из его жен мог танцевать на столе? Ни одна такого не позволила бы. Только один фильм о футболе могу смотреть.

-Какой?

— Который Леша Габрилович сделал, «Футбол нашего детства». Плачу каждый раз, когда заканчивается. Вложил душу! Как-то звонила его жене, хотела переписать этот фильм — а она говорит: «Вы знаете, ведь Леша умер…» Я ахнула: извините, ради бога. Старший Габрилович умер в 90 лет, а сын — в 50.

«ГРИНИН — ТАКОЙ ХУЛИГАН…»

-Как вы познакомились с Грининым?

— О, это история интересная. Как-то с приятельницей, женой генерала и страшной болельщицей, поехали в магазин «Ткани» на Ленинском проспекте. Лично я там Гринина не видела, но он меня приметил. И, как говорил, «потерял покой»… Тем же вечером мне домой звонит директор этого магазина: «Зин, уж очень ты понравилась Федотову. Хочу вас познакомить».

Во-первых, говорю, я не болею за ЦДКА. Во-вторых, Федотов старый и женатый. Мне было 19 лет! Смешно вспоминать! Тогда директор говорит: «А Бобров как тебе?»

-И как вам?

— Курносых, отвечаю, вообще терпеть не могу. Только после этого заговорил о Гринине. Но и здесь я нашлась: «Гринин — такой хулиган…» Леша был очень резкий игрок. Выдала: «Он хулиган, моего Васю обидел».

-Какого еще Васю?

— Я болела за «Спартак», а там капитаном команды был Вася Соколов. Левый защитник. Но тогда Гринину мой телефон передали, назначили свидание. Я пришла в модных туфлях-платформах. Алексей особенно большим не был, метр семьдесят пять, — и я рядом на таких каблуках… Словом, никакого впечатления не произвел. Но потом позвонил и пригласил на футбол.

-Пошли?

— С приятельницей. В тот день проводилось два матча, большая редкость. Сначала играла команда Гринина с кем-то. А все ребята из ЦДКА носили одинаковые буклированные кепочки и портфели.

-Разве не чемоданчики?

— Нет, с чемоданчиками ходили динамовцы. После матча Гринин идет ко мне, и я вижу, как публика встает и смотрит на него! Шепот: «Гринин, Гринин…» Я в шоке была. В тот момент посмотрела на него другими глазами. Любовь к нему была необыкновенная. В город выйти невозможно было — ни в магазин, ни во двор. Его везде узнавали. Но при этом, если не узнавали, случались нелепости. Однажды подслушал чей-то разговор: «Мы вчера с Грининым выпивали на троих!» Обернулся к этому парню, спрашивает: «И что, долго сидели?» А сколько ему писем приходило!

-Много?

— Не то слово. До сих пор у нас на антресолях хранятся. Иногда достаю, они совсем желтые. Целые дивизии писали.

-Алексей Григорьевич красиво ухаживал?

— Очень. Я его проверяла. Как-то было холодно, а я легко оделась. И он так красиво укутал меня в свой свитер… Мы быстро поженились, всего месяца полтора были знакомы. Знаете, ведь команду ЦДКА и провожали на игры, и встречали человек сто девчонок. Но выбрал Леша меня.

-Боброва даже после женитьбы поклонницы доставали. В подъезде дежурили.

— О, Господи! Всеволод — это что-то особенное! Ему даже ночами названивали в квартиру. Он еще был женат на Саниной, актрисе оперетты, — и мы Новый год встречали в их квартире. Пришли туда со своими стульями. Так нам покоя не дали — столько звонков! Сева внешне некрасивый, но пользовался огромным успехом у женщин. Как-то соблазнил жену маршала Казакова. Забрался к ним на дачу через забор — и в него, убегающего, маршал стрелял. Всеволод до женитьбы долго встречался со знаменитой конькобежкой Риммой Жуковой. Но так и не поженились.

-К какому дню из прошлого часто возвращаетесь памятью?

— Вся наша жизнь была — встречи и расставания. Из каждого города Алексей привозил охапку цветов. Ему вручали как капитану команды, он их оборачивал мокрыми бинтами, чтобы до Москвы доехали.

-Военную форму любил?

— Нет. Надевал, только когда к министру вызывали. Или дежурил по ЦДСА.

-Знаменитая форма ЦДКА с красной звездой у вас осталась?

— Где-то на стеллажах. Многим хочется эту красную майку живьем посмотреть, пощупать.

-Из-за границы что привозил?

— У всех футболистов подарки были одинаковые. Потом жены приходили на игры в одинаковых туфлях. Ходили по одним и тем же магазинам: «Ты где брал? Там? Я тоже куплю!» За границей Алешу особенно поразил Тито. Напился так, что его вынесли.

Еще им организовали встречу с Ранковичем. У того была огромная собака — как та, сталинская. Мужа удивила. Потом, когда началось охлаждение с югославами, мы рвали фотографии с тех встреч. Чтобы нас не забрали.

В Багдад однажды поехали, так муж долго вспоминал, как по восточному базару ходил. А вот в Америку муж должен был полететь, но не удалось. Тогда в ЦСКА было два вторых тренера: он и Шестернев. Лететь мог кто-то один, и отправили Шестернева.

-Почему?

— Он жил с фигуристкой Жук. Занял у ребят денег, чтобы купить ей в Америке шубу. Шестерневу эта поездка важнее была.

Вы про загранпоездки спрашивали — я вспомнила случай. В 50-м году в Ригу нашим ребятам разрешили взять жен. А для нас этот город как заграница была. И надо ж такому случиться: мяч попал Юре Ныркову в плечо, пенальти — и ЦДКА проиграл 0:1. На поражение Москва отреагировала телеграммой: «Жен в поездку набрали вместо того, чтоб играть?» Из Риги автобусом едем в Ленинград играть с «Зенитом». Этим матчем открывали стадион имени Кирова на берегу Финского залива, красоты невозможной.

-Как сыграли?

— 8:1 выиграли! Прежде нам казалось, что ленинградцы — люди деликатные, не то что москвичи. Но как только сели в автобус, по окнам полетели кирпичи. Понять не могли: мы-то тут при чем, жены?! Переговаривались: «Теперь-то знаем культурный Ленинград…»

ПЛАЩ МАРШАЛА ВОРОНОВА

-В ЦДКА игроки семьями дружили?

— Еще как дружили. Мы знали всех родственников. Помню, как гуляли на свадьбе сестры Ныркова… В нашем доме жили пять человек из нападения ЦДКА: Демин, Гринин, Николаев, Бобров, Федотов. Булганин ордера подписывал. Он сам в этом доме жил, в тринадцатом подъезде. Как-то стою в очереди за яблоками, смотрю — идет мимо. «Здравствуйте, Николай Александрович!»

-Были знакомы?

— На банкетах для генералитета встречались. А Булганин обожал смазливых женщин. Смотрит на меня: «Ой, ой, что-то вспоминаю…» Напомнила ему — дескать, я Гринина. «Ах, да, моя красотка!» Поцеловал ручку. Маршал Воронов перед каждым матчем нам домой звонил. А на игры таскал с собой старый плащ, тот считался талисманом.

-На «ковер» вызывали?

— Как-то наши проиграли — и вызвали к министру обороны, не помню, кто был после Булганина. Надо сапоги надевать, а те рассохлись, не лезут. Шинель вообще непонятно где, никто из футболистов ее не носил. Министр спрашивает: «Что нам скажет капитан?» Алексей поднялся: «Скажу, что следующий матч выиграем. Только не нужно нас учить играть в футбол. Почему-то в перерыве в раздевалку с советами и генералы лезут, и полковники…»

-Демин, сосед по подъезду, спивался на ваших глазах?

— Да, Володя жил на шестом этаже в нашем подъезде. У каждого футболиста было прозвище, а Демина звали Мартышкин. Как скандал, их бабушка меня звала разбираться. Прихожу: «Что, Мартышкин, расшумелся?» — «Я ничего, Зинок, что ты…»

Лена, его жена, сама во многом виновата. Володя приходит домой, — а она тут же шмыг и куда-то исчезает. Мартышкин посидит-посидит в пустой квартире, ко мне плетется: «Лена у тебя?» А надо было его принимать, в каком бы виде ни появился. В конце концов квартиру разменяли, семья распалась, Володьку куда-то отправили. Он очень одинокий был. Умер совсем молодым, в 45.

-Зато жил весело.

— Все жили весело. Они иногда собирались в кафе, тетя Маша им накрывала. Под пиво разговаривали. Матом ругались отчаянно, пар выпускали после матча. Я всегда знала, где искать, если после игры долго не идет. Как меня видят, говорят: «Только тебя не хватало. Заканчиваем, ребята…»

-Гостей любили?

— Раза три прекращала их беседу — и тогда все вваливались в нашу квартиру. Федотов редко к нам заходил, его сразу Валентина Ивановна забирала. А вот Демин с Николаевым постоянно бывали. Нашу квартиру особенно любили. Как лететь за границу, непременно на кухне собирались, кто-то даже с ночевкой оставался. Автобус подходил к нашему подъезду. На этих кухонных собраниях такой мат стоял, что я уши затыкала. Сколько раз приходила: «Еще раз услышу — разгоню!»

-Играть Гринин, по-моему, начинал в «Динамо»?

— Верно. Но дядя его сел за какой-то анекдот, когда 17-летний Леша только пришел в «Динамо». В команде три правых края было, считая великого Васю Трофимова. И решили Гринина отправить от греха. Потом безумно сожалели, когда Леша стал лучшим правым краем страны. Хоть Трофимов по прозвищу Чепец продолжал играть. Они с мужем, кстати, дружили. Но лучше со спартаковцами ладил — с Симоняном и Ильиным.

-Не забыли день, когда разогнали ЦДКА?

— Как забыть?! Мы жили все вместе на Ленинских горах. В этот день должны были играть с «Динамо». Внезапно появляется целая кавалькада военных, идут к ребятам. Мы поначалу значения не придали, но что-то долго их разговор не заканчивался. Потом выходят наши, головы опущены. Кто-то говорит — игра, дескать, отменена, никуда переходить нельзя до особого распоряжения. Мой тоже в сборной был, когда проигрывали югославам. Но в этом матче не участвовал, поэтому с него не сняли «заслуженного мастера». Кто помоложе, тех позже «Динамо» забрало. А кому-то пришлось закончить. Крушенок, например, стал машинистом метро.

-Базу на Ленинских горах помните?

— До мелочей. Автобус до базы не доезжал, потом не мог подняться в гору. Аркадьев позволил женам при команде жить целое лето. Чтоб мужья под присмотром были. Все смеялись: Чистохвалов вместе с супругой тещу туда завез. Полноты необычайной. Много было хохм.

-Какими были первые дни после разгона ЦДКА?

— Месяца два ни зарплаты, ничего. Я была знакома с Марьяной Михайловной Шепиловой. Часто в гости ездили друг к другу. Ее муж, Дмитрий Трофимович, был ответственным редактором «Правды», затем стал замминистра иностранных дел. Так после разгона команды Марьяна мне выдала: «Зиночка, ходят всякие слухи. Нежелательно, чтоб вы сюда звонили…» Это была такая оплеуха! Я не знала, что ответить!

-Потом встречались?

— Проходит время, столкнулись в ГУМе. После снятия Дмитрия Трофимовича со всех должностей. Помните ходившее по газетам — «…и примкнувший к ним Шепилов»? Его жена и дочь стоят, едят мороженое. Меня увидели, бросились навстречу. Но я сухо поздоровалась — и прошла мимо.

ПРОГУЛКИ С АРКАДЬЕВЫМ

-В ЦДКА с кем муж дружил?

— С Толей Башашкиным. Хоть тот сложный был парень. Поздно женился, почти сразу разошелся, один жил в доме, умер одиноким. Со странностями человек. И Ваня Кочетков был необычным.

-Курил как паровоз?

— Точно. Нарушал режимчик прилично. Но все рано умерли. И, поверите ли, почти все — от рака. Мой муж, некурящий, от рака носоглотки. Очень странно! У Демина вдруг кровь горлом пошла, что-то с легкими творилось. На Ваганьково его похоронили. Незадолго до смерти приходил к нам, и Леша какую-то шапку ему отдал. Тот по морозу — в кепочке. От прежних времен только ратиновое пальто осталось, из Германии все ребята привезли по отрезу. У каждого в нашем доме такая бурка была.

-Кепки тоже все одинаковые были, шили у мастера в Столешниковом?

— Да. Я этого человека знала прекрасно, мастерская была под аркой. И вывеска — «Кепи». Я ту, что муж носил, отдала в его музей. В Озерках, на родине.

-Кто по человеческим качествам в команде был — номер один?

— Нырков. Но, получив звание генерала, Юра резко изменился. Леша Водягин был очень хороший человек. Приходил к Леше в госпиталь вместе с Валей Николаевым. С Севой Бобровым были в хороших отношениях при всех его женах.

Как-то 1 июля были на дне рождения у Ныркова — там узнали, что Бобров умер. Незадолго до этого муж приехал на дачу и говорит: «Всеволода забрала неотложка. Стало плохо на тренировке». Нет ничего хуже, чем попасть в больницу в пятницу. Ни одного врача нет. Три дня пролежал — и умер. А потом вскрыли: сердце оказалось — как тряпочка… А мой муж скончался ровно десять лет спустя. Тоже 1 июля.

Когда Санина от Боброва ушла, отобрала у него одну комнату. Из квартиры сделали коммуналку, вселили двух стариков. Только потом Всеволоду все вернули.

-Умирал Алексей Григорьевич тяжело?

— Ой, лучше не говорите. Лежал в отдельной палате, перевели из Красногорского госпиталя в Бурденко. Был в беспамятстве, все время звал: «Зина, Зина, Зина…» Как-то досидела около его постели до пяти вечера, начальник отделения выпроводил: «Сидите голодная целый день». Не успела доехать до дома, позвонили — умер. Я орала на всю квартиру. Подготовиться к смерти невозможно.

-Самый тяжелый характер в ЦДКА?

— Много было ребят с «нюансами». Про Башашкина я говорила. Но самым сложным был Никаноров. Вратари все чудные, а у того еще жена была с приветом. Ревновала его даже к мужчинам. Она рано умерла, правда. Никанор был нелюдимый, в жизни никто у него дома не был, жена его никуда не выпускала. Раз дошло до нелепицы: как ехать на игру, автобус всех собирает. Не важно, есть у тебя машина, нет ли. Да свою имели только двое, Водягин на «Волге» да Никанор на маленьком «Москвиче» ездил.

И вот в день матча с «Динамо» Никанор решил ехать со своей Таганки до «Динамо» на машине. Смотрю на разминку: в ворота встает Бобков, третий вратарь. Что такое?! Потом команда на игру выбегает, вратаря вообще нет. Уже построились, цветы вручили, — и только тут несется на поле Никаноров. Бутсы на ходу зашнуровывает. За пять минут ему «Динамо» два гола всадило — потому что не готов… Так 0:2 проиграли.

-Скандал.

— Сидим в автобусе. Наши злые, как собаки. Входит Бобков с женой. Говорю: «Ты что это вышел на разминку-то?» — «Игру начинать, а Никанора нет. Чанов в больнице, я один остался…» Потом выяснилось: Клава, жена, приказала Никанорову ехать своим ходом. А раз Клава сказала — тут уж не поспоришь. Я руками всплеснула: «Он с ума сошел, к „Динамо“, на машине?!» — но тут Валя Федотова меня оборвала: «Тебя забыли спросить!»

-Нашли, что ответить?

— Огрызнулась: «Не с тобой разговариваю, а с Бобковым…» У Федотовой ко мне какая-то неприязнь была. Хоть я как-то даже ночевала в их доме, в Ногинске. Вот она была самым сложным человеком на моей памяти.

-А Григорий Иванович?

— Молчун. Лишний раз не подойдет. Это не Слава Соловьев, не Водяжка, не Демин… С этими-то в «дурака» сыграть можно было на щелбаны. А Григорий Иванович — другая каста. Правда, боялся всех и всего. Особенно — собак. Если ребята хотели, чтобы Григорий Иванович упал в обморок — подкрадывались сзади и лаяли. Тот сразу бледнел. Вот перед ударами страха не было — как только его по ногам не хлестали. Нога, кстати, была 45-го размера.

Жена его, Валентина, всеми командовала. Новый игрок придет, новая жена — все ждут резюме от Валентины Ивановны. Как она скажет, так и будет. Недавно вот Чистохвалова умерла, так она мне говорила последние годы: «Даже не знала, что ты такой хороший человек!» Я отвечала: «Почему вы тогда приняли меня в штыки?!»

-Действительно, в штыки?

— Конечно! Вообще жены новых людей плохо принимали, а тут появляется: намного их моложе, модная, на язык острая…

-И красивая.

— Об этом я умалчиваю. Сейчас, в 80 лет, об этом говорить неприлично. Хотя мне говорят: «Вам семьдесят, наверное, есть?» Я говорю: «Беру!»

-Не зря с вами сам Аркадьев советовался.

— Мы с Аркадьевым были друзья! Звал меня: «Зинаида Ивановна, на прогулку!» Как-то Демин, Башашкин и Алексей Григорьевич после бани где-то задержались. Мой-то раньше всех пришел, а те двое решили добавить. Закончилось тем, что какого-то полковника вытаскивали из такси и передрались. Начальник ЦДКА поехал их вызволять.

День спустя гуляем с Борисом Андреевичем. Спрашивает: «Зинаида Ивановна, а где был Алексей Григорьевич вчера? Он почему-то на тренировку не пришел…» Я начала нахально врать: «Он на дачу теплые вещи дочке повез». Хотя дачи у нас еще не было. Но Аркадьев воспринял. Он всех по имени-отчеству называл, спрашивает про Демина: «Не знаете, где Владимир Тимофеевич был?» — «Не знаю. Наверное, тоже детские вещи повез…»

Вскоре Демин еще проштрафился, меня Аркадьев опять зовет гулять: «Хочу с вами посоветоваться, Зинаида Ивановна. Кого ставить на матч — Петюньку Пономаренко или Володю Демина? Владимир Тимофеевич уж больно много водки пьет…»

-Кого посоветовали?

— Говорю: «Знаете что, Борис Андреевич? Петюня, может быть, и сыграет. Но — не так, как Демин. Раз он виноват, то выложится как никто!» Потом было интересно, как Аркадьев поступит. Уже на стадионе слышу: «Одиннадцатый номер — Владимир Демин!» Я была очень горда.

Мы с Аркадьевым не только о футболе говорили. Ему было интересно со мной беседовать на любую тему. Я же два года отдала училищу Малого театра. Но состав не определяла. И как Зина Дементьева сказать не могла.

-Как она говорила?

— «Мы с Колей в „Спартаке“ играть не будем!»

-А Бескова Валерия Николаевна состав не определяла?

— Костя был суровый человек, вряд ли он слушал бы Леру. Я с Бесковым была знакома еще до того, как он женился. Артисточек очень любил — еще до Леры встречался с певичкой Ниной, моей приятельницей.

-Почему вы артисткой не стали?

— Алексей Григорьевич объявил: «Мне артистка дома не нужна, нужна жена!» И я ушла из училища, ничего не закончив. Остался только большой круг знакомых. Например, Эмиль Теодорович Кио. Все вокруг знали, что я из артистического мира.

Почему-то из всех жен Аркадьев меня выделял. К кому-то с юмором относился, как к Тамаре Пономаревой. Симпатичная девушка, но с совершенно разными глазами. Так Борис Андреевич ее называл: «плохой кадр из американского кинофильма». А многих вообще не замечал!

-Кого?

— Никанорову — в первую очередь. Она из Володьки сделала не пойми что. Тот после снова неудачно женился, детей разогнал…

«ПУСТЬ УХОДЯТ ЛЕВИН И КОГАН»

-Машина у вас какая была?

— Только в 70-х появились «Жигули». Сыну потом досталась. А прежде такси стоило копейки, да и автобус ЦДКА нас постоянно возил. Хотя были пижоны — вроде Севы Боброва. Любил менять машины. Одна его бордовая «Волга» с крышей другого цвета чего стоит.

-Футбол смотрите?

— Нет игры ЦСКА, чтобы я пропустила. И смотрю, и болею. Кстати, Карвалью мужа напоминает. Сейчас вспомнила смешной случай: летом ребята уезжали в Сухуми и выгорали так, что возвращались блондинами. Как-то играют с «Зенитом», а там капитан — Левин-Коган. Абсолютно лысый. И они подрались с моим мужем. С трибуны смотрелись как два блондина. Уже смешно. Так судья выгнал обоих, а трибуны скандировали: «Зачем троих выгонять? Пусть уходят Левин и Коган! Гринина оставьте!»

-Александр Прохоров мне рассказывал, как в ресторане футболисты оставили за столом вашего мужа спящим, а сами сбежали. Чтобы Гринин, человек скуповатый, расплачивался за всех.

— Прохоров мужа почему-то считал «миллионерщиком», так и называл. Необычный был человек. И женился необычно.

-То есть?

— На метательнице то ли молота, то ли ядра из общества «Динамо». Дли-и-и-нной такой… А сам он начал играть за ЦДКА с 45-го года, когда команда еще была деревенская. Настоящий ЦДКА только начинали набирать. И всенародная любовь началась с 45-го года, прежде людям было не до этого. В 47-м году Аркадьев Прохорова отсеял. Тот поддавал частенько, да и игрок был — не ах… Грубоватый, авторитетом не пользовался никаким. Особенно после той женитьбы.

-Ваш муж всю карьеру отыграл под седьмым номером?

— Пятнадцать лет. Мог бы написать книгу — «15 лет на правом краю». Про него стихи складывали: «Вот мчится смелый и упорный Алеша Гринин, наш герой, он памятник себе воздвиг нерукотворный одною правою ногой…» Очень много стихотворений ему посвящали. Где-то у меня отложены.

-На знаменитых вечеринках в «Арагви» вы присутствовали?

— Всегда. Мы про эти посиделки говорили: «Идем к Лукичу». Это был директор ресторана «Арагви». Меня заранее отправляли, чтобы стол накрыли. Лукич встречает: «Ай, дорогая! Ох, золотая! Смотри сама, совсем нет места. Шапорин с Козловским гуляют, разве что на шею к себе могу посадить. Приходи через полчаса…» Я вышла, из садика глянула в окно, проверила — действительно сидят Шапорин и Козловский. Но Лукич настолько любил футболистов, что, если места не было, накрывал нам в красном уголке. Чудесный был человек.

-Самый памятный вечер?

— Два таких: 30-летие Гринина и Ныркова. Юре, помню, подарили бутылку коньяка с надписью: «Выпить в пятьдесят!» «Арагви» мы любили больше всего. А вот Бобров признавал только «Асторию»…

В «Асторию» меня Гринин первый раз пригласил. Сказал: «Выпьем за дружбу, а там будет видно!» Через месяц расписались. Как-то на дне рождения Ныркова Леша стал открывать цимлянское — и облил все платье Саниной, жены Боброва.

-Испугался?

— Страшно испугался. Говорит: «Моя жена вам новое сошьет, не волнуйтесь!» Досидели мы до утра, вызвали такси. Едем по Москве, Бобер на улице Горького говорит: «Остановить!» Сидим в машине, ждем. Я, Леша и Санина. Только наш счетчик тикает. Санина — вне себя: «Куда он делся?!» Гринин пошел его искать и тоже пропал. Санина на месте усидеть не может, а я говорю: «Что волнуешься? Скоро метро откроют, нам с тобой в один дом — а ребята потом доберутся…»

-Что ответила?

— Она заикалась очень сильно: «Н-н-ет, п-п-усть они сначала за т-т-такси заплатят». Потом, смотрим, бредут наши. В ресторане сидели, оказывается.

-Санина действительно была красавица?

— Интересная женщина, стильная. Гладкие волосы, глаза почти японские.

-Подарки от болельщиков в вашем доме сохранились?

— Раньше это как-то было не принято. Подарки были от маршалов. Тимошенко преподнес серебряные часы с тремя крышками. Но в тяжелые времена, когда не работали, продали. Потом очень жалела. Золотые часы были от Булганина. Кто-то нам подарил ленинградский телевизор, винтовку вручили на банкете. Со словами: «И вам как снайперу винтовку вручаем мы от ЦДКА».

Юрий ГОЛЫШАК