Латышский стрелок. Как ЦСКА разгромил «Крылья»

Повстречавшись с самарскими «Крыльями», ЦСКА довел дело до разгрома и снова не пропустил. Репортаж Дениса Романцова с «Арены Химки».

Полевые игроки ЦСКА сгрудились в центре поля вокруг Александра Цауни: обнимали, кричали здравицы – учитывая, что гол получился неожиданно эффектным и быстрым, братания длились чуть дольше обычного. Когда эмоции стали утихать, а игроки – разбредаться по позициям, Алан Дзагоев решил поставить эффектную точку поздравительной церемонии. Подкравшись сзади, Алан отвесил Цауне смачный удар по пятой точке. Так ЦСКА вышел вперед.

После четверговой схватки в Стокгольме Расмус Эльм заметил, что игра армейцев в атаке ему, конечно, понравилось, но издали можно бить и почаще. Сам швед с «Крыльями» отыграл довольно средне: удары не шли, передачи порой навевали ностальгию по Евгению Алдонину – в общем, без привычной остроты, но и без фатального криминала. Зато его напарник по опорной зоне на призыв смелей бить издали откликнулся с желанием и отличился во втором туре подряд. «В той ситуации только и оставалось, что бить по воротам», – скажет после игры латышский стрелок.

Армейцы настолько прикипели к динамичным позиционным атакам, что уже в середине первого тайма стали позволять себе пижонства

«Крылья Советов» лишь в первые две с половиной минуты производили самодостаточное впечатление. Самарцы бойко контролировали мяч и даже организовали два набега на ворота Акинфеева, но как-то уж больно скоро выдохлись. Когда в коротком послематчевом монологе Андрея Кобелева промелькнуло «могли забить пару мячей», показалось, что речь как раз и шла о вступительных трех минутах. Даже пропустив, «Крылья» не смогли вернуть себе бравый атакующий настрой: то есть вперед-то шли в охотку, но, как только мяч залетал на половину поля ЦСКА, начинались проблемы – фланговая игра не ладилась, а забросы не находили адресатов. 

Армейцы настолько прикипели к динамичным позиционным атакам, что уже в середине первого тайма стали позволять себе пижонства: в круговороте передач у штрафной гостей чуть ли не треть отдавалась пяткой: по части выпендрежа особо выделялись Тошич с Хондой. Другое дело – Леонид Слуцкий: от легкомыслия футболистов на его лице не была и следа. Главный тренер ЦСКА с неизменной тревогой наблюдал за происходящим, а особенно взъярился, когда его земляк – судья Малый – вознес желтую карточку над Цауней, неаккуратно обошедшимся с Веремко. 

- Мы очень опасались этой игры, – признался Слуцкий после игры, – Играть в режиме через два дня на третий достаточно сложно. Тем более что большая часть игроков выступала за сборные, и получалось, что для них это пятая игра за две недели.

Слуцкий не стал повторять маневр коллеги из «Удинезе» Франческо Гвидолина, который в первом туре серии А оставил на скамейке 8 игроков основы

Слуцкий не стал повторять маневр коллеги из «Удинезе» Франческо Гвидолина, который в первом туре серии А оставил на скамейке 8 игроков основы, и накануне ответной еврокубковой  встречи устроил передышку только Георгию Щенникову. Вышедший вместо него Кирилл Набабкин традиционно посвятил все силы обороне, а вперед выдвигался так, для проформы: подача с неудобной левой в первом тайме плюхнулась в молоко, удар с правой после перерыва не отличился точностью. За четверть часа до финального свистка Набабкин еще и выслушал затяжную тираду Дзагоева, смысл которой свелся к тому, что не дело Алана отрабатывать в обороне и зарабатывать карточки.

Конфуз самарской обороны незадолго до перерыва привел к голу Тошича, и во втором тайме армейцы чувствовали себя еще более вольготно, чем после выстрела Цауни. Тем не менее Гонсалес с Олисе, которые всякий раз мощно оживляют игру, все разминались и разминались в ожидании отмашки Сергея Шустикова. Когда встреча окончательно перетекла в формат «верхи не хотят, низы не могут», Слуцкий наконец активировал Гонсалеса и уже через несколько минут чилиец сочинил голевую передачу по адресу Ахмеда Мусы. 3:0.

Сектор активных болельщиков ЦСКА вслед за продолжительной «зига-загой» впервые за много месяцев затянул: «Счастье вдруг в тишине постучалось в двери. Неужель ты ко мне? Верю и не верю».