Фото: Евгений Биятов
Новый центровой ЦСКА — о нюансах игры в защите и путешествиях по миру.
— Против кого вам было неприятнее всего защищаться?
— Среди тех, против кого прямо неприятно, я бы назвал лишь Шака и Бурусиса.
Против Шака я вышел в свой первый сезон в НБА. И вот защищаться против него было довольно забавно — посмотрите на меня и посмотрите на Шака. Это было тяжело.
Бурусиса я бы назвал по одной простой причине — он может тысячу раз ударить в паркет, идя от дуги, и при этом пихаться задницей. А еще на нем все свистят. В НБА же нельзя такое делать больше пяти секунд, а тут человек ведет и ведет мяч, до бесконечности.
— Считается, что вы «андерсайзд», что вам не хватает роста для того, чтобы играть на позиции центрового. Вы сами это воспринимаете как недостаток или нет?
— Мне кажется, у меня нет никаких недостатков. Да, я уступаю в габаритах остальным пятым номерам, но это становится проблемой для них. Потому что я быстрее, я люблю жесткий баскетбол, и когда мы играем быстро и я решаю бегать туда-сюда, им очень трудно за мной угнаться. Да, если они получают мяч глубоко под кольцом, то это не очень хорошо — но по ходу игры нужно понимать, как этому воспрепятствовать. В остальном же мои данные — это проблема для них, а не для меня.
— Насколько тяжело вам бегать за маленькими после разменов?
— Да не очень. Это же все вопрос психологии. Если ты можешь передвигать ноги, то должен защищаться против игрока любого амплуа, от разыгрывающего до центрового. Я могу это делать, тут главное — двигаться. Нужно стараться прочитать, куда они собираются пойти. Нужно стараться понять, что они пытаются сделать дальше. Нужно стараться реагировать быстрее, чем они, и опережать их.
— У вас же были ситуации с Юлем, когда он попадал через вас в финале, или со Спанулисом на тренировках, когда вы хотели оторвать ему голову…
— Да, но к примеру со Спанулисом — когда я выходил против него на тренировках, я всегда знал те два приема, которые он будет использовать против меня. Мы получали огромное удовольствие от игры друг против друга на тренировках — он пихался со мной, я бегал за ним.
С Серхио то же самое — я могу против него хорошо защищаться, вот только он бросает с невероятной траекторией. Если против него оказывается «большой», то он задирает ее еще выше. Ты успеваешь добежать к нему, но он выбрасывает мяч так, что кажется, будто тебя там и нет. Так и получилось тогда в финале — я-то успевал, но он все равно попадал. Он очень умный игрок, он знает, что может перекинуть через любого «большого». Всем кажется, что это какие-то невообразимые броски, но для него, на самом деле, они вполне рядовые.
— Вы пришли в ЦСКА, чтобы стать еще одним Кайлом Хайнсом. Он уже дал вам совет, как лучше это сделать?
— Во-первых, я не собираюсь становиться еще одним Кайлом. Мы совершенно разные игроки.
Во-вторых, я пришел, чтобы помогать ему. Чтобы стать еще одним человеком, который дает ту же энергию, что приносит и он. Чтобы ставить жесткие заслоны и бежать к кольцу после «двоек». Чтобы защищаться против «больших» и размениваться на маленьких.
Мне кажется, между нами с Кайлом вообще нет ничего общего. У него мощное тело, он тяжелый, огромный. Я гораздо легче и быстрее, мне кажется, я могу больше играть в воздухе — вылавливать «парашюты», больше играть в «усах».
Мы настолько отличны, что дополняем друг друга. То, чего нет у меня — есть у него. То, чего не хватает ему — могу дать я. Мы создаем идеальный симбиоз. Наверное, он лучше может противостоять мощным «большим», я могу быть быстрее в каких-то аспектах, не толкаться с ними, а как-то мешать делать то, что они хотят.
— Как вы разбираете соперника?
— По большей части смотрю нарезки, стараюсь выделить, что они больше делают, к каким маневрам чаще прибегают, в какую сторону идут, определить их основные точки на площадке. Я особенно не люблю этим заниматься, но мне кажется важным понимать, что обычно пытаются совершить мои соперники. Так как я меньше их и быстрее, так проще — если я знаю, что они будут делать, я всегда могу опередить их и предугадать их следующий шаг. Потому что если они окажутся в любимой точке, то мне будет сложнее. Я не самый сильный… Окей, я достаточно сильный. Но все равно им проще…
— Вы как-то сказали, что в баскетболе умения и тактика гораздо важнее, чем физика. Это относится к защите?
— Да мне кажется, чтобы защищаться, не нужно вообще обладать какими-то особенными атлетическими данными. Серьезно! Не нужно быть сильным, нужно просто найти слабое место у соперника. Когда Кевин Дюрэнт пришел в лигу, то не мог отжать от груди 80 килограммов, и что с ним произошло сейчас. Ваши физические кондиции не важны — нужно просто понять, что вы можете делать лучше. Если вы выходите против огромного парня, то должны выложиться и не дать ему занять позицию, сесть как можно ниже, бить его сильнее, сделать так, чтобы он устал, так, чтобы когда он добрался до того места, куда ему нужно, он уже был измочален и хотел просто избавиться от мяча. Это все игры разума, все идет от психологии.
— Этого многие не понимают…
— Да!
— Многие из них играют теперь с вами в одной команде…
— Нет! Я бы не стал так говорить. Многие парни играют, возможно, не так, как я это делаю. Но они играют в таком стиле, который наиболее подходит им. Они многие вещи делают гораздо лучше, чем я — они знают, как лучше отзащищаться, знают, когда помогать.
Нужно понимать, что баскетбол — это командная игра. Если у меня чего-то нет, то другой мне поможет. И так и должно все работать.
— В НБА остается много игры один в один, в Европе же очень сложно наказать кого-то, кто слаб в защите. Согласны?
— Пожалуй, это не касается лишь игры под щитом. Когда в команде нет единства, многие боятся сказать: «Эй, мне нужна помощь, меня тут разрывают». Я так больше не боюсь сделать. Раньше я упирался, даже когда чувствовал, что меня обыгрывают, все равно старался как-то выкрутиться сам — именно тогда я научился прихватывать «большого» в центре площадки, делать все, чтобы победить. Но теперь я не стесняюсь просить помощь — если против меня выходит «большой» игрок, то можно прихватить его дабл-тимом. Нужно жертвовать чем-то ради общего дела. Это не какая-то личная штука, это то, что касается не одного меня. Я могу попросить помощи потому, что я хочу победить. Тут дело не в гордости.
— Со стороны есть ощущение, что в Европе критерии работы судей отличаются от игры к игре и влияют на качество защиты. Вы чувствуете это?
— Мне кажется, здесь многое зависит от того, с кем ты играешь. Внезапно судьи начинают фиксировать какие-то вещи. Мне кажется, что у них просто есть любимчики — звездные игроки получают больше свистков. Так не должно быть. На мой взгляд — я сейчас ни на что не жалуюсь, просто говорю — нельзя делать так, чтобы арбитры контролировали игру, мы сами должны ее контролировать. Нужно, чтобы свистелись какие-то очевидные вещи и игра была более жесткой, а не какие-то пустяковые касания.
— Насколько вам комфортно с Итудисом?
— Мне очень нравится, что он открыт и что он всегда выслушает, если ты с чем-то не согласен. Мне также нравится, что он все говорит напрямую, не мямлит, не делает ничего за спиной, говорит все, что думает. И я уважаю его за это. Ценю людей, которые могут сказать тебе: «Что за хрень ты делаешь? Тебя просто убивают». А не то, как некоторые тренеры любят: «Ну, ничего страшного, игра длинная»… Я и так знаю, что игра длинная, но когда на меня давят, это меня заводит, это заводит остальных и дает нам дополнительный импульс для того, чтобы победить.
— У вас были странные отношения с Марко Креспи, но при этом вы сказали, что он повлиял на вас больше, чем кто-либо. В чем это выразилось?
— Он удивительный человек. Для меня очень важны были наши разговоры — мы очень разные, и если на нас посмотреть со стороны, то можно было бы подумать, что мы ненавидим друг друга. Но я просто очень эмоционально себя веду, так как хочу победить. И в какие-то моменты я могу себя не сдерживать. Тогда я вообще был очень вспыльчивым — устал, что все мне говорят, что нужно делать. Мне казалось, что я могу гораздо больше, и мне не нужно, чтобы кто-то мне что-то советовал. Да еще и говорил, что это моя ошибка, что я должен был сыграть лучше. Потому что я уже и так внутри разрываю себя на части за ошибку. Например, мы делаем заступ, а человек пробрасывает мяч между нами. И я уже проклинаю себя, а тут еще кто-то со стороны дублирует эффект.
И вот Креспи подбадривал меня на тренировках. Он говорил: «Знаю, что ты можешь играть, просто продолжай это делать». Хотя мы и материли друг друга, и напряжение было очень высоким, но все это шло из любви к игре. Это никогда не превращалось во что-то личное. Он там мог говорить: «Да какого хрена вообще? Что ты делаешь?!». Мог отстранять меня. Мог подозвать меня к себе, долго смотреть на меня, а потом сказать: «Ну что, ты готов?! Давай уже играть»
Вот такие моменты, мне кажется, очень помогли мне расслабиться, перестать относиться к игре слишком серьезно в том смысле, чтобы не давать эмоциям брать верх надо мной.
— Вы играли вместе с Андресом Носьони, одним из самых эмоциональных баскетболистов мира. Он самый безумный тип, с которым вы сталкивались?
— Да вы что, Чапу — отличный мужик. Ну он просто на каждый матч выходит так, как будто на последний. Это нельзя не уважать, особенно учитывая его возраст. Не было ни одного дня, чтобы он не показывал всего, что у него есть, даже на тренировках — и выкладывался, и бил тебя в двусторонках. Я смотрю на него такого заряженного, а потом — на расслабленных молодых парней — и он играл так, как будто ему еще было что доказывать.
— В НБА вас опекал Мо Эванс. Как он на вас повлиял?
— Я много общался с ним и его второй половинкой. Самое важное, чему он меня научил — это то, что не нужно пытаться быть кем-то другим, чтобы влиться в команду. Не надо делать что-то только потому что, это делают все. А на площадке все парни, которые там были — Спиди Клэкстон, Джош Смит, Майк Бибби, Джо Джонсон — всегда подбадривали меня. Смешно, что они всегда хотели, чтобы я больше бросал. Марвин Уильямс учил меня бросать со средней, говорил, что это очень важно, чтобы найти себя в лиге.
— Вас удивило, что Джош Смит так быстро закончился?
— Не считаю, что он закончился, но я удивился тому, что он не играет в НБА. Мне кажется, что он совершенно точно отвечает уровню лиги и должен быть там.
— В какой момент карьеры вы поняли, что ваша роль — это не бросать, а защищаться и бежать под кольцо?
— Когда перешел в «Сиену» и встретился с Марко. Он меня призывал просто играть, делать очень много. Но я все больше начинал приходить к той роли пятого номера, играющего «двойки» и бегущего под щит, в которой обрел себя в «Олимпиакосе». Хотя мне-то кажется, что я способен на гораздо большее — могу и бросать, и все остальное.
— Самое яркое воспоминание из НБА.
— Подписание контракта. Я стал одним из 450 игроков — частью элитной группы. Это лучшее ощущение.
— Как вы сейчас оцениваете свой опыт в НБА?
— Да все здорово. Ну, конечно, хотелось бы побольше играть. Но я как-то всегда считал, что Господь неслучайно отчислил меня из НБА. Раньше у меня сохранялись какие-то обиды, мне казалось, что тренер не давал мне проявить себя, но в итоге я принял это. У меня появилась возможность побывать в разных точках мира, познакомиться с разными культурами. У меня бы не получилось всего этого, если бы я не покинул НБА. А так я счастлив.
— Вы много поездили. Худшее место, где вам довелось играть?
— Худшее — это Украина, Мариуполь. Мне нравилась команда, организация. Но не само место. Постоянная слякоть, грязь и все вот это. Я не большой фанат снега.
— Зачем вы поехали в Китай?
— Вообще я туда не собирался. Я хотел остаться в Сассари. Мне там очень нравилось, и они тоже знали, что мне там нравилось. Но их предложение — это как плевок в душу, мне показалось, что они неуважительно ко мне отнеслись. И мне было прямо больно, потому что я очень сильно привязался к клубу, тогда я еще не воспринимал это все как бизнес.
В НБА тогда шел локаут, и я подумал, что в Китае у меня появится еще одна возможность вернуться в Америку.
В Китае все было здорово. Тренер, все люди, которые говорили по-английски — все хотят тебе показать все лучшее, все очень открыты и милы.
Баскетбол там очень разный — раньше от американцев ждали, чтобы они как можно больше набирали, потому что это часть шоу, но сейчас они постепенно приходят к более организованной игре, где важны не только американцы, но и остальные, где каждый чем-то помогает.
— Там много драк. Вы попадали в какую-нибудь историю?
— Они очень гордые и играют очень жестко. И когда эти вещи совмещаются, это приводит к конфликтам. Они не хотят, чтобы люди приезжали к ним и вели себя неуважительно. И это можно понять.
Но самое странное — когда я там играл, ничего подобного вообще не было в лиге. Наверное, это зависело от количества молодежи: молодые парни, видимо, более агрессивные.
— Вы играли вместе с Грегом Оденом, когда он еще был почти здоров. Как он?
— Ох, скажу по секрету, ему было тяжело против меня. Грег ненавидел выходить против меня, потому что я играл очень жестко. И я знал, что не дам ему оказаться там, куда он пытается добраться.
Но выступать вместе с теми парнями — это очень здорово. Мы по-прежнему постоянно видимся, встречались этим летом. Очень жаль, что его организм не выдержал.
— Эван Тернер — это Эван Тернер. У вас есть любимая история о нем?
— Полно, но я вам их не расскажу. Он комик, смешной парень, который любит баскетбол. Пожалуй, это все, что вам нужно знать.
— Вы выросли в Северной Каролине, но не любили баскетбол…
— Я любил футбол, у меня в округе все играли в футбол. В субботу утром мы вставали и шли рубиться во двор к моему другу, у него был огромный двор, играли там целый день. Когда я учился в школе, то многие мои друзья выступали за школьную команду, и я мог легко бы играть с ними, но вынужден был работать. Я подумал, что играть в баскетбол, но при этом просить у родителей деньги и слышать от них «нет» — это не вариант, так что нашел себе работу. А потом меня практически заставили играть — мои друзья и тренер начали говорить: смотри, ты так плохо учишься, а я еще разозлился «Какого хрена вы следите за моими оценками»… Тогда я еще подумал: баскетбол не позволит мне зарабатывать и обеспечивать семью. Но потом мне понравилось, я перешел в коммьюнити-колледж во Флориде и начал играть в баскетбол. Но вообще баскетбол пришел в мою жизнь только в выпускной год в школе.
— Вы когда-нибудь думали о том, что будете заниматься чем-то, помимо баскетбола?
— Мне нравилась музыка — я играл в оркестре. На альте. Начал этим заниматься в шестом классе, у меня нормально получалось. Сейчас я пытаюсь все вспомнить, чтобы понять, смогу ли я приобрести себе альт и снова играть.
Тогда я не очень думал, что буду делать, если не продолжу играть в баскетбол, просто знал, что что-нибудь я буду делать.
Фото: РИА Новости/Евгений Биятов (1,3−5); globallookpress.com/Jorge Sanz/Pacific Press, DPI/NurPhoto; REUTERS/Tami Chappell; Gettyimages.ru/Andy Lyons
Филипп Прокофьев