Михаил Васильев: «В ЦСКА пришел счет — четыре рубля за повреждение трамвая»

Он олимпийский чемпион по хоккею. Чемпион мира. Восемь раз выигрывал чемпионат СССР с ЦСКА — причем не в 50-е, а в самые что ни на есть медийные 80-е. Когда хоккей смотрела вся страна.

Кто бы мог подумать, что такого игрока забудут сразу же — стоит уехать в другую страну.

Вспомнили про Михаила Васильева годы спустя — не так давно тренировал юниорскую сборную России и «Красную Армию». Его свитер торжественно поднимали в армейском дворце.

Сейчас он снова отправился в вольное плавание, уже тренерское. Кто знает — будет ли второе возвращение из Италии?

Досье «СЭ"
Михаил ВАСИЛЬЕВ
Родился 8 июня 1962 года в Электрогорске Московской области. Заслуженный мастер спорта.
Выступал за команды: ЦСКА — 1981−1989, «Торпедо» Ярославль — 1989−1990, 1994, «Сельва» (Италия) — 1990−1992, «Варезе» (Италия) — 1992−1994, «Бозен 84» (Италия) — 1994−1996, «Больцано» (Италия) — 1996−1997, 1998−2001, «Редовре» (Дания) -1997−1998.
В чемпионатах СССР и России сыграл 314 матчей, забросил 100 шайб.
Чемпион Олимпийских игр 1984 года. Чемпион мира 1983 года. Восьмикратный чемпион СССР — 1981−1988.
Тренировал «Больцано», «Понтебба» (Италия), юниорские сборные России и Белоруссии, клуб МХЛ «Красную Армию».

Валерий ХАРЛАМОВ. Фото Анатолий БОЧИНИН.

ХАРЛАМОВ

— Три года назад ваш свитер поднимали в ЦСКА. Вы ведь плакали?

— Нет.

— Вот это стойкость.

— Хотя — подкатывало… Гордость была. Благодарность, что оценили. Рядом со мной стояли Сергей Федоров и Борис Михайлов. Буквально на день прилетел из Италии сын.

— Он и сейчас там живет?

— Перебрался в Швейцарию, с товарищем открыли теннисную академию.

— Вы много лет отдали итальянскому хоккею. Там-то ваш свитер поднимать не собираются?

— У них такое не практикуется. Для заслуженных людей устраивают разве что матчи ветеранов.

— Италия — довольно экзотический хоккейный выбор.

— Особенно если учесть, что звали меня в Швецию и Финляндию.

— Так почему?

— Три года подряд с ЦСКА приезжал в Италию, в 1981-м выигрывали там Кубок чемпионов. Валерий Борисович Харламов получил «лучшего игрока» и «лучшего нападающего», последний его турнир. Меня настолько пробирала эта красота — я влюбился в Италию!

— Но хоккей-то слабенький.

— Это вы зря. Мы-то все время против «Больцано» играли, знали, что за команда. А в чемпионате за скудетто она сражалась с «Кортиной». Там отличная плеяда хоккеистов. Слегка отмороженные, любили порубиться с плеча. Это были годы подъема итальянского хоккея — решили выйти в группу А. Стали приглашать итало-канадцев. Сразу давали двойное гражданство. Бабушка с Сицилии? Годишься, играй за сборную! До 1998-го была команда «Дьяволы Россонери»…

— Из Милана?

— Да, содержал Берлускони. Даже не задумывался, покупая игроков. За футболиста надо было платить по пять миллионов долларов — что для Сильвио контракт хоккеиста, где цифры в десять меньше?

— Вы видели Харламова в 1981-м. Он в порядке был?

— Еще каком! А когда Валерий Борисович был не в порядке?

— Виктор Тихонов незадолго до смерти нам говорил: «Я бы и сейчас не взял Харламова на Кубок Канады, он был не готов».

— У Виктора Васильевича своя система. В которой непререкаемый момент — смена поколений. Харламову было 33. По тем временам — ветеран. Уже привлекался в сборную молодой Сергей Светлов, поговаривали — «замена Харламову».

— Сейчас вспоминаете Харламова — какой эпизод сразу приходит на ум?

— Мой подмосковный двор в Электрогорске делился на болельщиков «Динамо» и ЦСКА. Я всегда был «Харламовым», а приятель — «Мальцевым». И вот сезон-1980/81, Архангельское, моя первая тренировка с основным составом. База на спуске, дальше уже пьянура…

— Это что?

— Ой, я на итальянский перешел. Ровная местность. Дорога к парку, жарко, июль. Валерий Борисович скинул майку, побежал вверх. Я смотрел ему вслед и думал: вот это машина…

— Такой накачанный?

— Груда стальных мышц! Тихонов заметил мой взгляд, подошел: «Миш, обрати внимание, как Валера работает. Как у него расслаблен верхний плечевой пояс, какой бег, насколько эластичный…»

— Тихонов говорил, что к 1981 году голеностопы у Харламова были разбиты.

— Возможно. Я очень хорошо помню его голеностопы. На той предсезонке выполнял с ним упражнение — «тачку». Держу за ноги, а он на руках двигается. Или отжимается. Так вот, обхватить голеностоп Харламова было нереально! Мышцы мощные, как болванки! А силу его удара я испытал на себе.

— Чем-то расстроили Валерия Борисовича?

— Обычно после тренировки в Архангельском шли на футбольное поле, играли в хоккейные ворота. Вратарь отбивать руками не имеет права. Я оказался голкипером, Харламов пробил. Я подставил голову — и тут же пожалел. Чуть не отлетела… Харламова весь мир знал — но настолько оставался добрым! Настолько открытая душа! Рассказать вам случай?

— Конечно.

— 1980-й, сборная вернулась с Олимпиады в Лэйк-Плэсиде. Я маме хотел на день рождения купить золотое колечко. А нигде ничего нет! Дефицит! Сидим в сауне, Харламов поворачивается: «Миш, о чем думаешь?» — «Да вот, Валерий Борисович…»

— По имени-отчеству обращались?

— Исключительно. При этом — на «ты». «Не могу найти подарок для мамы» — «Не переживай, все будет нормально…» Дня через два выходной, Харламов подходит: «Поехали». Садимся в его «Волгу» с номером 00−17, едем в ювелирный. Прямиком к директору — передо мной раскладывают россыпь колец. Харламов улыбается: «Выбирай, не торопись». Мне 18 лет! Что Харламову до моих проблем?

— Кто-то из его товарищей умышленно не смотрел «Легенду № 17». Чтоб Валерий Борисович остался в памяти тем Харламовым, которым был на самом деле.

— Я тоже не смотрел. И не хочу. У меня к спортивному кино тяжелое отношение — если это не документальный фильм. Вот документальные пересматриваю с удовольствием. Недавно случайно наткнулся на фильм про Владе Диваца и Дражена Петровича — это просто чудо!

— Не с чем сравнить?

— Как-то в Италии видел замечательную картину про Бьорна Борга. Он был женат на итальянской певице Лоредане Берте. Женщина эпатажная — даже сейчас, в 60 лет, чуб может выкрасить в фиолетовый цвет. В фильме показывают, что она творила на свадьбе. Устроили ее через неделю после знакомства — потому что Лоредана сказала: «Или так, или никак». Они очень разные!

— Надо думать.

— Борг — спокойный швед, великий спортсмен. А рядом — такая дама, итальянский огонь. Брак удачным не получился. Быстро разбежались.

Вячеслав БЫКОВ. Фото Александр ФЕДОРОВ, «СЭ»

БЫКОВ

— Вы говорили про телосложение Харламова. Как-то увидели фотографию — ЦСКА ваших времен на пробежке, впереди Быков. Да там одни качки!

— Защитники были накачаны — Фетисов, Леша Касатонов… Просто горы мышц. Сергей Стариков, конечно. Хоть и небольшого роста. Пожалуй, настолько накачанные ноги я видел лишь у Александра Скворцова из Горького. Атлетизмом мы занимались на Комсомольском проспекте, в зале штанги. Так Виктор Васильевич освобождал Старикова от части тренировки. Тот шел в игровой зал, бегал.

— Зачем?

— Чтоб совсем не превратился в качка. А Николай Дроздецкий каким был! Под метр девяносто, одни мускулы, сухой, как веник.

— В подъеме тяжестей тоже отличался?

— Саша Могильный мог подойти к какой-то несусветной гире — шутя поднять. Просто атлет. А как игрок — вообще без слабых сторон. Помню, впервые играли плей-офф, попали на «Крылья». Три матча — и все по буллитам. В решающем матче Тихонов достает бумажку: «Буллиты пробивают…» Называет в том числе Могильного. У того и техника роскошная, и кистевой бросок. Главное, неожиданный, из обыгрыша. Вдруг Могильный поднимает глаза: «Нет. Я не смогу».

— Почему?

— Такое напряжение!

— Кто бросил вместо него?

— Спокойно вышел Слава Быков — и коронным броском под блин отправил «Крылья» в отпуск. Да много было уникумов. Игорь Вязьмикин! Я его приметил еще на футболе. Как-то прихожу на футбольный ЦСКА, в перерыве высыпали ребята, воспитанники армейской школы. Один высокий сразу бросился в глаза, всех возил с мячом. Вязьмикин! Это потом его в хоккейный ЦСКА перетянули!

— Змеем кто его прозвал?

— Кажется, Игорь Стельнов.

— У вас прозвище было?

— Вася — от фамилии. Когда играл с Быковым и Хомутовым, перед сменой Тихонов нам всегда говорил: «Бычки, пошли!» С теплотой в голосе. Если выходила пятерка Ларионова, формулировал сухо: «Первое звено — на лед…»

— Начинали вы в тройке с Хомутовым и Корженко, который трагически погиб в 20 лет.

— Я в тот день был в Харькове с молодежной сборной. Позже рассказали подробности. Тренировка ЦСКА заканчивалась буллитами. Корженко забросил шайбу Тыжных, не удержался на ногах, ударился головой о борт и сломал шейные позвонки. На площадку выбежал врач команды Игорь Силин. Осмотрел, иголкой в ноги потыкал. Володя их уже не чувствовал. Отвезли в военный госпиталь, прооперировали. Когда из Харькова вернулся, навестили его с Хомутовым и Сашей Лысенко, третьим вратарем ЦСКА.

— Что увидели?

— Володя бодрился: «Ноги не действуют, ну да ладно. Выпишут, поеду к сестре, на коляске буду рыбачить…» Он из Горького, рано осиротел. Из родных только сестра оставалась. Через несколько дней меня опять вызвали в молодежку. Там и догнала новость — Корженко в госпитале умер. Оторвался тромб. Урну с прахом захоронили на Ваганьково.

— Большого игрока потерял хоккей?

— Очень талантливый парень. Рост под два метра, великолепное катание, техничный. Играл всегда короткой клюшкой. В армейской молодежке был одним из лучших бомбардиров. Помню Минск, финал молодежного первенства СССР. Я выходил в тройке с Хомутовым и Корженко. Всех вынесли, кучу шайб назабивали. Единственная ничья — 5:5 с московским «Динамо», где выделялись Светлов, Семенов, Серега Яшин. Но нам это не помешало занять первое место.

— Как полагаете, почему Хомутов доиграл до 37 лет без травм?

— Кто вам сказал?

— Сам Хомутов.

— Слукавил Андрей Валентинович. Или про ахилл забыл? Я как раз гостил у него в Швейцарии, когда он на костылях скакал по дому. Шрам показал — мне дурно стало.

— Огромный?

— Сантиметров двадцать пять! Всю икроножную мышцу распахали! Сначала в игре лезвием конька ахилл порезали. Зашили, какое-то время Андрей играл через боль, на уколах. Дорвал — и лег на операцию.

— В гостях у Быкова тоже бывали?

— Разумеется. Кстати, с кулинарными способностями у Аркадьича порядок. Когда у него родилась дочка Маша, пригласил на пельмени. С Надей, женой, сами лепили. Жили они тогда в «свечке» на Новом Арбате. Сели за стол, налили. Вдруг Слава усмехнулся загадочно: «Один пельмень с сюрпризом».

— Это с каким же?

— Пуговицу в него положили. На счастье. Еще вспоминаю, как со Славой сдавали госэкзамены в Ленинградском военном институте физкультуры. Фотография сохранилась. Ох, и хороши мы в полевой форме! Фуражка, портупея — все как положено.

— Учились на заочном?

— Да. Вместе с нами приехали два футболиста ЦСКА — Дима Галямин и Юра Шишкин. На экзамене тянуть билет я предложил Славе: «Давай, у тебя рука легкая». Вытянул…

— Что?

— Тест Купера, преодоление полосы препятствий, подтягивание, плавание в озере в обмундировании и с автоматом ППШ. Вот такой комплекс физподготовки.

— Тест Купера — в сапогах?

— Да, по асфальту, в военной форме. Только пилотку можно снять, заткнуть за пояс, но на финише обязательно должен быть в ней. Идем, навстречу преподаватель Анатолий Алябьев. Знаменитый биатлонист, двукратный олимпийский чемпион. «Ребята, вы куда?» — «На тест Купера». Он в ужасе покосился на наши офицерские сапоги с кожаной подошвой: «Да вы что! В них не добежите! Пошли со мной». Выдал другие.

— Какие?

— Легкие. Курсанты хитрили — отрезали подошву, вставляли резиновую микропорку, мягкую-мягкую. Но даже в этих сапогах метров через 500 у меня икры чуть не разорвались! Очень тяжело! А в обычных все ноги сбили бы до крови. И уж точно в норматив не уложились бы.

— Три километра за 12 минут?

— Совершенно верно. Первым Галямин финишировал, затем Быков, Шишкин и я. Дальше полоса препятствий — 400 метров. Думаю: «Для нас, спортсменов, такая дистанция не проблема». С непривычки тоже еле-еле справились. Смешнее было с плаванием.

— Не потонули?

— Каждого спросили: «Плавать умеешь?» Мы с Быковым ответили: «Да». Шишкин замялся: «Ну та-а-ак…» Галямин вздохнул: «Я плохо плаваю». Преподаватель начал распределять дорожки: «Галямин — первая. Шишкин — вторая. Быков с Васильевым сами выбирайте, кому третья, кому четвертая».

— Автомат на спине?

— Да. Этот ППШ — тяжеленный! Сапоги сняли, сунули за портупею — и погнали. Последние 25 метров осилил с трудом. Галямину и Шишкину повезло больше. У них дорожки на мелководье, так что не плыли, а по дну шли.

— Со Знарком где познакомились?

— В молодежной сборной СССР. Олег тогда был шебутной, энергия из него так и перла. На льду никого не боялся. Если что — сразу в стойку вставал… Сейчас редко видимся, но отношения теплые. Когда Знарок еще в Германии играл, случайно пересеклись в Болгарии. Он там отпуск проводил, я тоже с семьей приехал. Чудесно время провели. Забавной последняя встреча получилась.

— Где?

— В прошлом году вышел из банка около Третьего кольца, вдруг крик: «Миша!» Повернул голову — Знарок! Ехал в машине на игру «Динамо». Махнул мне рукой: «Созвонимся…» Пообщались потом по телефону.

Владимир КРУТОВ. Фото Александр ФЕДОРОВ, «СЭ»

КРУТОВ

— В молодежной команде ЦСКА вы поработали с Александром Рагулиным. Сказали — человек жесткий. В чем?

— Знаете, какой он? Вот прямо сегодняшний тренер по менталитету. Говорил не так много. Подбор игроков отличный, в молодежку ЦСКА забрать можно было кого угодно в стране. Но Рагулин давал свободу!

— Отпускал со сборов?

— Хомутов, Корженко, еще многие жили в казарме. Так Рагулин говорил: «Ребята, нет вопросов. В казарму можете не приходить. Только тренируйтесь нормально и выигрывайте». Если видел, что-то не ладится, собирал ребят вокруг себя: «Честно вам скажу, за что сейчас играете. Наденете после игры сапоги и шинель, или нет. Пойдете ночевать в казарму или куда захочется. Надо выиграть, не подведите меня».

— На базе в Архангельском вашим первым соседом был Владимир Петров?

— Да. Полсезона прожил с ним в одной комнате.

— Борис Михайлов, прежний его сосед, рассказывал, что с Петровым постоянно спорил из-за форточки: «Я захлопну — он встает и открывает. Никто не хотел уступать…»

— Кто я такой, чтоб с легендарным спорить?! Если распахнет окно, в одеяло закутаюсь и помалкиваю. Вообще-то Петров тихий, спокойный. Много читал, в шахматы играл.

— С вами?

— Нет. Я для него слишком слабый соперник. Однажды на сборах в Новогорске он сыграл вничью с Анатолием Карповым! Тот жил рядом, готовился к турниру.

— Когда Петров ушел из ЦСКА, с кем соседствовали?

— С Крутовым — девять лет! Каждый из нас из отпуска приносил килограмм-два лишнего веса. Но над излишком, который тащил на себе Володя, мы посмеивались.

— Сколько?

— Семь кило! Ему этот вес не мешал — какой норматив ни дай, в любой укладывался. Но все равно, после ужина команда отдыхает — а Володя надевает шерстяной костюм и бежит по Архангельскому. Был у нас особый тест — бежим, а на бровке медицинская бригада. Сразу берут кровь, выдают результат. Так вот феноменом по здоровью считался Крутов. Любую нагрузку перемелет.

— Деликатный до застенчивости человек.

— Добрейший. Молчун — но обожал петь.

— Крутов — петь?!

— Ну да. У меня на свадьбе Сергей Макаров сидел с гитарой, а Крутов пел. Причем, напирал на одну, антоновскую — «Под крышей дома своего». В 1983-м особенно популярная была. Мы вернулись с чемпионата мира, в автобусе перед каждой игрой слушали именно эту песню… А потом этот добряк выходил на лед — и становился настолько отчаянным! Ничего не боялся! Мы поражались его чутью на гол. Пытались понять: почему?

— Нашелся ответ?

— Очень неожиданный и мощный кистевой бросок. Большинство голов забивал так, а не щелчком. На пятаке мог на квадратном метре разобраться хоть с двумя, хоть с тремя. Как-то убрал шайбу под себя и забил красивейший гол. На скамейке плюхнулся рядом с Иреком Гимаевым. Слышу разговор: «Ну ты, Евгеньич, даешь! Я бы сейчас с разворота бросил…»

— Жена Нина Владимировна рассказывала — раз так ему засадили шайбой в лицо, что на пороге не узнала.

— А знаете, кто попал? Фетисов!

— Ого.

— Играли товарищеский матч с ГДР. Я сидел на скамейке и это видел со стороны. Небольшой рикошет — и точно в лицо Крутову, под глаз! Все, думаю. Человека не стало. Еще плашмя попала — у него до конца дней оставался шрам. А он поднялся — доиграть, правда, не смог.

— Забавное с Крутовым случалось?

— Машины у меня еще не было, а надо было срочно добраться до Электрогорска. Говорю: «Володя, одолжишь автомобиль?» Он пожал плечами: «Бери».

— «Волга»?

— Нет, «Жигули» 2111 белого цвета. Следующая модель после «копейки». Доезжаю до Электрогорска, бензин заканчивается. Заворачиваю на заправку, на баке секретка. Вижу, на брелке какой-то второй ключ. Тыкаю им — никак!

— Что делать?

— Побежал искать телефон. Дозваниваюсь Крутову домой, тот рассказал, что к чему. Там подвернуть, здесь зажать. Сам придумал какой-то механизм, чтоб бензин не слили. Говорю: «Ты, наверное, мог бы и предупредить!» — «А ты, наверное, мог бы и спросить…»

— Пошутить в том ЦСКА умели?

— Надо мной Быков с Хомутовым пошутили. Мой «Жигуль» был припаркован возле корпуса. Они сняли два передних колеса — и на кирпичики. Отпускали нас с базы редко, все разъезжались мгновенно — каждой минутой дорожили. А тут я выхожу — вся команда стоит, никто не торопится. Ждут мою реакцию. Посмеиваются.

— Оцепенели?

— Не то слово. Ну, все посмеялись и разъехались. Слава с Андреем сказали, где колеса лежат и тоже умчались. А я остался привинчивать.

— До «Волги» при Советской власти не доигрались?

— В 1983-м подарили — за победу на чемпионате мира.

— Прямо подарили?

— Позволили купить за минимальные деньги — 9 300 рублей. Потом поменял на другую «Волгу». А последнюю получил в 1988-м. Через моего приятеля Сашу Скворцова делали по спецзаказу на горьковском заводе, чтоб не на 80-м бензине ездила, а на 76-м. Чтоб салон от 31-й «Волги» — это вообще фантастика. Торпеда не пластмассовая, а мягкая. Все кругленькое.

— За деньги?

— Из уважения! Какие деньги, что вы! Скворцов договорился с замом директора по коммерческой части. Мы отыграли в Горьком, после матча зашли, побеседовали. Тот сразу: «Ребята, скажите, что надо». Я перечислил — и буквально недели через две приехал за машиной. Моя «Волга» отдельно стояла в гараже, вся протянутая.

— Каменский рассказывал — когда уезжал в НХЛ, свою «Волгу» бросил в Воскресенске. Где она тихо гнила.

— Моя до сих пор стоит в гараже!

— Не шутите?

— Советские номера — 08−80. Хочу реанимировать — пороги проржавели, еще что-то. Но это поправимо. Брат ее осмотрел — сказал, что цилиндр сцепления подтекает. Не выбрасывать же автомобиль с пробегом в 9 тысяч километров.

— Вообще на ней не ездили?

— Когда прилетал в Москву из Италии — ездил. Так 9 тысяч и накатал. По дороге из Больцано в Милан несколько лет стояла на приколе черная «двадцать четверка». Я смотрел на нее с нежностью — и вспоминал свою.

Виктор ТИХОНОВ. Фото Вячеслав ЕВДОКИМОВ

ТИХОНОВ

— Когда поверили, что едете на Олимпиаду в Сараево?

— В заявку вошло всего 20 хоккеистов. А пригласили на последний сбор более тридцати — четыре вратаря, шесть пятерок… Нервяк жуткий, нагрузки адские, конкуренция сумасшедшая. Из горьковского «Торпедо» Тихонов вызвал тройку Ковин — Скворцов — Варнаков. В какой-то момент вместо Миши Варнакова поставил меня. Провели несколько контрольных матчей с финнами. Я забросил три шайбы, да и в целом звено выглядело неплохо. Тихонов что-то ободряющее сказал. После этого волнение ушло. Понял — уже не отцепят.

— Кожевников говорил нам, что поехал в Сараево из больницы.

— За два месяца до Олимпиады он получил серьезную травму голеностопа. Немногие верили, что успеет восстановиться. Тихонов до последнего сомневался — брать его или нет? Но надо было видеть, как Саня работал в Новогорске! Бегал, прыгал, наворачивал круги с утра до вечера. Я поглядывал на него, красного, как помидор, и поражался: «Вот это характер!»

— Тихонов больных не признавал.

— Это правда. Но Кожевникова взял — и в решающем матче с чехами именно Саня забросил победную шайбу. Метнул с кистей под перекладину.

— Вы упомянули адские нагрузки перед Олимпиадой. Не преувеличиваете?

— Да это была вторая предсезонка! Готовились долго — ради Олимпиады в чемпионате сделали перерыв. Каждый день кросс. Первым всегда бежал Юрзинов, ассистент Тихонова. Сопел, пыхтел, но задавал такой темп, что мы, молодежь, еле поспевали.

— Юрзинову тогда было 44. Тихонов на десять лет старше. Тоже бегал?

— Не с командой. Выходил один на пробежку после ужина. Как-то утром сообщил: «Сегодня легкая тренировка. Пять кружочков на лыжах — и отдыхать». Из ближайшего пункта проката привезли старые деревянные лыжи, разбитые ботинки, бамбуковые палки. Мы с Хомутовым решили срезать и заблудились. Часа полтора бродили по лесу. Оттепель, под ногами каша, лыжи не катят. Вернулись мокрые, уставшие, злые. Все прокляли!

— Удачно срезали. Штангой Виктор Васильевич тоже грузил будь здоров?

— Штанга — ерунда. Бегать-то не надо. Поднимаешь и поднимаешь. А вот тест Купера или 12 по 400 метров — не подарок. Зато, когда выиграли Олимпиаду, Тихонов дал три выходных! В разгар сезона!

— Отметили пышно?

— Крепче шампанского ничего не пил. Понимал — через неделю возобновлялся чемпионат страны, где никто не даст поблажек.

— Как в 1984-м отблагодарила страна олимпийских чемпионов?

— За золото всем полагалось по 600 долларов. Но хоккеистам, благодаря Тихонову, доплатили еще по три с половиной тысячи рублей. Плюс квартиру получил. До этого в общаге жил.

— Самое смешное ЧП в ЦСКА тех времен?

— Улетали на полуфинал Кубка чемпионов в Давос. Собирались часа в 4 утра. В той Москве в 4 утра если и проедут две машины — то сумасшедшие таксисты. Пустые улицы. С одной стороны ехал из депо первый трамвай, с другой — наш хоккеист. Умудрились столкнуться.

— Как мило.

— Так потом счет пришел в ЦСКА — четыре рубля за повреждение трамвая. Что-то в подвеске у него сокрушил.

— На ночь Тихонов все-таки распускал?

— Иногда. Строго — женатых. Собирал на следующий день к вечерней тренировке, к 17−00. А я женатым не был, Игорь Ларионов тоже. Поэтому сидели на базе. С утра Виктор Васильевич мог смягчиться: «Поезжайте в город». Как-то с утра Ларионов приходит, меня будит: «Отпустил!» Быстро с ним распили бутылочку…

— Нормально.

— Кефира! Помчались в центр. Сначала просто гуляли — потом заехали в ресторан «Пекин», там товарищ Игоря работал. Пообедали. Вот и все веселье.

— Белошейкин с Гусаровым в 1986-м на клофелинщиц попали.

— Сборная только-только выиграла чемпионат мира, но до конца мая тренировки в ЦСКА не прекращались. В какой-то момент собираемся работать — а Женьки и Лешки нет! Виктор Васильевич начал выяснять, что к чему, доктор обзванивал всех. В конце концов появился один Женька, весь мутный, сразу в медицинский кабинет, доктор Силин им занимался… Белошейкин не особо понимал, что происходит. Время спустя выплыла эта история. Но случилось перед отпуском — поэтому быстро забылось.

— Нелепые травмы были на ваших глазах?

— Приезжаем с ЦСКА в Горький. Выходим из автобуса, под ногами люк — а вокруг нарост льда. Третьяк наступил — и сломал ногу! На матч ставят Тыжных — тот играет бесподобно. Как и следующие матчи. До тех пор, пока Владислав не вернулся.

— В 1989-м из ЦСКА уходили со скандалом?

— К сожалению. Трения с Тихоновым начались, когда обострилась травма спины — ущемление седалищного нерва. После процедур в госпитале Вишневского посоветовали взять паузу два-три дня. У ЦСКА матч в Ленинграде. Виктор Васильевич уперся: «Едешь с нами» — «Я не могу играть. Спина болит». Он прищурился: «Ты думаешь о себе, а не о команде…»

— Из уст Тихонова это приговор.

— С того момента игровое время резко сократилось. К тому же появились Федоров, Могильный, Буре, Каменский. Конкуренция стала запредельной. Я не сбросил обороты, пытался все это переломить. Но чем больше не мог забить, тем сильнее нервничал, накручивал себя. Сезон кувырком. Пошел к Тихонову.

— Что услышали?

— «Это твоя вина, здесь не дорабатываешь, там…» Во всех грехах обвинил. Жесткий разговор, тяжелый. Понимания не нашел. А я офицер, молодой, горячий. Ну и попер: «Ах, так! Ухожу!» Рапорт на стол. Внизу Виктор Васильевич приписал каллиграфическим почерком: «Отправить в действующую часть».

— Поворот.

— Команда улетала. Тихонов буркнул: «Вернусь — будем с тобой разбираться». А я в ЦСКА с 1969 года. Знакомых полно. Я продвигался по хоккейной лестнице, они — по служебной. Некоторые уже занимали серьезные посты в ЦСКА, Министерстве обороны.

— Помогли?

— Позвонил Артуру Николаевичу Стародубцеву в Спорткомитет Минобороны. В прошлом баскетболист, полковник. Объяснил, что мне надо срочно уволиться — до возвращения Тихонова. Дня через три он приехал — а у меня обходной лист подписан!

— Как отреагировал?

— Побагровел. Прощальная беседа длилась недолго. Больше не слова его запомнились, а выражение лица. Сердитое-сердитое.

— Если б не сыграли на опережение, велик был риск загреметь в сапоги?

— Вряд ли. Тихонов многим грозил армией. Обещания ни разу не сдержал. Максимум — отправляли помощником дежурного по ЦСКА. Сидишь в военной форме на вахте, отвечаешь на звонки, носишь бумаги.

— С Тихоновым успели помириться?

— В 1994-м приехал из Италии, заглянул в Ледовый дворец ЦСКА, навстречу Виктор Васильевич. Мы лет пять не виделись. Я чуть напрягся. А он с улыбкой: «О, Миша, привет! Давай, рассказывай, как дела…» Время сгладило обиды. Ну, а когда Сергей Федоров предложил возглавить «Красную Армию», с Тихоновым уже регулярно общались. Его кабинет справа от служебного входа. Если дверь открыта — Виктор Васильевич на месте. Утром зайдешь, поздороваешься, обсудишь новости.

— Что сейчас в этом кабинете?

— Переоборудовали для главного врача. Там две комнаты — удобнее проводить процедуры.

Яри КУРРИ. Фото photo. khl.ru

КУРРИ

— В Италии сколько получали на первых порах?

— Поначалу играл в группе B — в пересчете на доллары… Секундочку… Около 60 тысяч за сезон.

— Самый большой ваш итальянский контракт?

— Это в «Больцано». Выходило под 90 тысяч немецких марок за сезон. По тем временам — отличная зарплата.

— В Дании контракт был другой?

— В Данию я уехал вынуждено — мне надо было год… Перебиться, что ли. Там заработал 60 тысяч долларов.

— Рекордные цифры тогдашнего итальянского хоккея?

— Однозначно — Яри Курри!

— Точно, он ненадолго заезжал в Италию.

— На восемь месяцев. Получил 900 тысяч долларов. Как раз Гретцки ушел в «Лос-Анджелес», а Курри остался в «Эдмонтоне». Но тоже хотел в «Лос-Анджелес», для этого ему надо было год отыграть в Европе. Становился свободным агентом.

— Какой клуб его подписал?

— «Милан». Против Курри очень жестко играли. Почти во всех командах были тренеры-канадцы, говорили: «Сломайте, наверните ему, чтоб был под прессингом…» Тогда же все разрешалось: и задержки, и удары клюшкой. У каждой команды — тафгай.

— Самый живописный из таких персонажей?

— С ним я встретился, приехав пописывать контракт с «Варезе». Прежде он играл за «Баффало». Тони, Тони… Как же фамилия-то… Первый чернокожий, который забил гол Третьяку!

— Над Владиславом Александровичем посмеивались после этого гола.

— У Тони кулак, как пивная кружка. Огромный человек! Как-то в Инсбруке играли — такое творил… Одного выхватил из толпы, положил. Затем второго. Третьего. Как асфальтоукладчик. У нас вообще с Инсбруком были особые отношения.

— С чего бы?

— Так соседи — до них 80 километров. Команда у них хорошая — все рослые. Даже мне приходилось драться!

— Расскажите.

— Это не самая яркая драка в жизни, что про нее рассказывать. Вот играли однажды что-то вроде Евролиги. В группе у нас словенцы, австрийский «Фелькер» с тренером Густафссоном и итальянцы. Приезжаем в словенский Блед, городок на озере. Дворец темный, весь прокуренный, непонятный. А словенцы — противные. Один меня доставал: то ударит, то кольнет… Провоцирует!

— Не выдержали?

— Сначала в его стиле выступил — пошел в стык, локтем засадил в голову. Зуб ему выбил.

— Браво. Откуда узнали, что выбили? Он зуб в ладошке мусолил?

— Я отсидел две минуты, снова встречаемся на льду — вижу, хочет отомстить. Пришлось перчатки сбросить. А он все улыбался — на нервной почве, наверное. Когда в стойке оказался — снова улыбнулся. Оп, зуба нет. А прежде был. Значит, я вынес. Навешал ему прилично. Сам, правда, руку повредил.

— Ваш тафгай не ревниво отнесся?

— У нас в команде для драк специально взяли Ванни из АХЛ. Сменил негра, который забил Третьяку. Очень коренастый парень. Потом подходит: «Майкл, заканчивай мою работу выполнять…» Пошутил — но как-то всерьез.

— Кто еще из русских играл в 90-е в Италии?

— За «Больцано» — Игорь Масленников и Сергей Востриков, за «Варезе» — Игорь Акулинин, за «Азиаго» — Слава Уваев и Игорь Стельнов.

— Драки между русскими были?

— Драк не помню — но мимо не проезжали. Словесные перепалки случались. Особенно жарко с Востриковым поскандалили. Спорный эпизод — то ли давать две минуты штрафа, то ли нет. После матча поднялись в бар, выпили по бокалу пива, помирились.

— Под «мельницу» вы попадали?

— Один раз — особенно памятно. Еще в Союзе. Жена моего брата была родственницей Толи Антипова, нападающего московского «Динамо». Время от времени пересекались на семейных мероприятиях. Но на площадке — именно с ним постоянные зарубы. Вот он меня поймал в средней зоне — на «мельницу».

— Ощущения?

— Летишь — и вдруг лед. Всё, полет окончен. Сгруппироваться обычно успеваешь, но тогда не смог. Бровь разбил. А в Уфе подняли мне клюшку. Будто обожгло что-то. Приезжаю на скамейку, пробую провести языком по верхней губе — а ее нет!

— Кошмар.

— Развалена полностью. Наш доктор Игорь Силин — просто маг. Отвел в раздевалку, период не закончился — он уже все собрал по кусочкам и зашил. Побрызгав каким-то спреем. Но можно было и по живому, я ничего не чувствовал.

— Зашил отлично. Шрама не видно.

— «Отлично»?! Великолепно! А в Италии Уваев удружил. Он еще в Союзе считался жестким защитником. И тут принялся окучивать! Пытался мне поднять клюшку, промахнулся — лицо задел.

— Разбил?

— Попал по высунутому языку — я после три дня во рту уместить его не мог. Зашили, но опухоль-то никуда не денешь.

— Живете вы в Больцано?

— Да. Дом на две квартиры. Одна принадлежит нам. Городок замечательный, все рядом. Озеро Гарда, горнолыжный курорт. До Венеции два часа на машине. Тихо, спокойно.

— С криминалом в Италии не сталкивались?

— Когда в Варезе жил, обнесли квартиру. Настолько расслабился, что, уходя, не закрывал балкон. Второй этаж — залезть несложно. Вынесли видеокамеру, часы, еще что-то…

— А олимпийская медаль?

— Слава богу, лежала в сейфе вместе с другими наградами. Полиция никого не нашла. Страховая ущерб компенсировать отказалась — дескать, сами виноваты, что двери нараспашку. Район-то престижный, раньше никаких грабежей. Но машину я все равно не закрываю. Если не «Феррари» — бояться нечего.

— В Больцано чаще услышишь немецкую речь, чем итальянскую.

— Да, это немецкоговорящая провинция. Телевидение, газеты — всё на немецком.

— Вы знаете два языка?

— В ЦСКА нас поражал Слава Фетисов, когда оказывались в Европе — по-немецки блестяще говорил! Владимир Шадрин у нас тренировал — тоже немецкий знает в совершенстве. А мне этот язык не дается вообще. Ну, не идет в голову!

— Так и не выучили?

— Нет. Зато с итальянским никаких проблем.

— Что за бизнес у вас в Италии?

— Выпускаем с компаньонами вино La Delizia.

— Хорошее?

— Среднего сегмента. Как говорит наш директор: «Мы производим вино не для того, чтобы пить его ложечкой».

— Десять евро за бутылку?

— Меньше. Кстати, в России тоже продается.

— Собственным виноградником обзавелись?

— Смеетесь? В Италии, где земли не хватает, виноградники стоят баснословно дорого. Да и нет их в продаже.

— Как вам вино Ларионова?

— Прекрасное. Игорь приезжал ко мне в Италию, знакомил его с виноделами. Среди них попадаются очень яркие люди.

— Например?

— Карло Гуэррьери Гонзага. Потомок аристократического рода, маркиз. Я гостил у него в поместье в Трентино, где с XVIII века производят вино. Рассказывал, что бабушка дружила с Джованни Аньелли, основателем «Фиата». После Первой мировой они ездили в Россию вызволять из плена более пять тысяч соотечественников. Трентинто тогда был частью Австрии. Сын одного из освобожденных солдат сейчас работает у Карло виноделом.

Кирилли КАБАНОВ. Фото photo. khl.ru

КАБАНОВ

— Когда свитер поднимали — слез у вас не было. Последний случай, когда удержать не смогли?

— Три года назад мама умерла.

— Жила с вами в Италии?

— Нет, в Подмосковье. В Электрогорске. Понятно, рано или поздно это случилось бы, но все равно — застало врасплох. Август, у нас вот-вот начнется тренировка. Завтракаю с командой — и звонок брата. Вот тогда слезы пошли сами собой…

— Болела?

— В 1999-м спасло чудо. В Италии на корте подходит человек: «Мой партнер что-то не явился. Может, пока с вами поиграем?» — «Почему нет?» Познакомились. Оказалось, влиятельный адвокат. Время спустя заметил: «Миша, ты грустный. Что стряслось?» Я рассказал о болезни мамы. Три инфаркта, становится все хуже. Тот сразу: «Подожди, я перезвоню». Набрал через пару дней: «Ты ее только привези в Италию, здесь я все организую». Приехала. В Вероне поместили в госпиталь. Операцию сделали блестяще.

— За бешеные деньги?

— В то время еще можно было все провести по страховке. Всё на связях адвоката. Не представляю, сколько стоило бы мне — если маму из Больцано в Верону вез специальный вертолет. Это обошлось в 15 тысяч долларов. Потом полтора месяца реабилитации в госпитале Больцано. Звонит: «Миша, сейчас на обед принесли маленькую бутылочку белого вина. Разве мне можно после операции на сердце?» — «Мам, раз принесли — значит, можно…»

— Поражена была тем, что вокруг происходило?

— Приехала в Италию, как «овощ» — еле передвигалась. Говорила с трудом, страдания переполняли. Вернулась из Италии новым человеком. Радовалась жизни. Мы ходили в пиццерии, гуляли вдоль моря…

— В Италии остаться не захотела?

— Это военное поколение. Им там ну… Никак! Приезжала на месяц — вскоре начиналось: «Как же там мое хозяйство? Теплицы?»

— Отец жив?

— Давно умер. Встретил его после работы у проходной, привез домой. Он ботинки расшнуровывал, резко наклонился — инсульт. Через десять дней скончался.

— Шесть лет назад вы тренировали юниорскую сборную России. Накануне чемпионата мира выгнали из команды Кирилла Кабанова и Ивана Телегина. Что натворили?

— Я очень терпеливый. Но всему есть предел. До сих пор вспоминают орехи, которые Кабанов взял со стола. Да орехи — это пустяк, вишенка на торте!

— Кабанов-старший заявил в интервью, что вы, отчисляя сына, выполняли «заказ».

— Ну какой «заказ»?! Я видел Кирилла в августе на Мемориале Глинки. Был лучшим. Забивал, отдавал, обыгрывал, вел пацанов за собой. И вдруг приезжает совершенно другой человек — нагловатый, разболтанный. Не выполняет задания, неадекватно реагирует на замечания. На тренировках в отбор идет так, что ребята начинают получать травмы. Я не против жестких единоборств, но своих-то зачем лупить? Все это копилось не день и не два. Как и с Телегиным.

— Вам звонил отец Кабанова?

— Голосил в трубку: «Почему отцепил сына? Тебя заставили!» Спокойно ответил: «Заставить меня никто не может». Я и сегодня считаю, что поступил правильно. Если что-то работает против команды, тренер должен принимать решение. Третьяк и Тузик, вице-президент ФХР, меня поддержали. Как воспринял родитель — его личное дело.

— Вы говорили, что горничные на базе отказывались убирать в номере Кабанова и Телегина. Что ж там было?

— Этих женщин, работающих в Новогорске, удивить сложно. Терпение у них ангельское. Но когда они сказали, что в комнату не зайдут, я не поленился, посмотрел. Первое, что увидел — трусы на люстре.

— Безобразие.

— Вещи на полу разбросаны, горы мусора. Фантики, объедки, пустые бутылки из-под газировки… Бомжатник. Только крыс не хватает.

— Так что за история с орехами?

— Вызвал Кабанова на разговор с глазу на глаз. В тренерской на столе тарелочка с орешками. Хочешь — ложечкой зачерпни. Нам с Владимиром Семеновичем Мышкиным даже в голову не приходило делать иначе. А Кабанов садится, не дожидаясь приглашения. Сразу запускает ладонь в тарелку, вытаскивает горсть орешков, начинает жевать. «Ты что?!» — «Я думал, можно…» У меня глаза на лоб. Что за бескультурье? Куда он лазил этими руками?

— Когда работали в ЦСКА, общались с Телегиным?

— Конечно. Ни злости, ни обиды не почувствовал.

— К той истории возвращались?

— Зачем? Я и не ждал фразы, мол, Михал Саныч, спасибо за урок. Важно, что парень осознал, сделал выводы. Сейчас играет здорово и в ЦСКА, и в сборной. После московского чемпионата мира Третьяк назвал его главным открытием турнира.

— В июле вы ушли из «Красной Армии», где отработали три сезона. Что дальше?

— Надо расти как тренеру, двигаться вперед. Сейчас поеду в Италию, отдохну. Бизнес, вино — это интересно, но хоккей мне все-таки ближе. Будут интересные предложения — рассмотрю с удовольствием.