Кто Вы, Виктор Тихонов

«...Родился я в рабочей семье, в доме на бывшей Сухаревке, У Гиляровского в книге «Москва и москвичи» об этом районе много написано. До революции здесь был рынок с бесчисленным количеством лавок, трактиров, ночлежек. Сейчас на месте Сухаревки Колхозная площадь, парк, многоэтажные дома. Во времена же моего детства — в тридцатые годы — это место еще имело дурную славу. Но мне повезло: встретил много добрых людей. Каждый дал мне что-то хорошее.

Не знаю, чем я располагал к себе, но мне всегда шли навстречу. Кому-то откажут, мне — нет. И это меня не баловало. Я никогда никому не делал плохого.

По характеру был бесстрашным. Кто шел со мной брать снежную крепость, тот прорывался. Не знаю, откуда это во мне? Может, оттого, что в коллективе рос с малых лет? Жилищные условия у нас были неважнецкие — «шестиметровка» на троих, поэтому мама отдавала меня в круглосуточный детский сад.

Двор очень сильно на меня повлиял. Все свободное время на улице проводил. Любимое развлечение — футбол, хоккей.

Те игры на всю жизнь запомнились. Дружно, весело и в то же время по-спортивному задиристо играли. Весь дом за нашими баталиями из окон следил. Старшие ребята заводилами были, но нас, малышей, не обижали. В любом деле мы друг за друга горой стояли. Все честно между нами было, справедливо. А иначе и быть не могло. Разве будешь играть в одной команде с мальчишкой, с которым не дружишь? Игра ведь, как и дружба, дело добровольное.
Детство кончилось для меня в десять лет, когда началась война. В сорок втором мы с мамой получили извещение о гибели отца под Сталинградом. В одиннадцать я уже работал слесарем в автобусном парке. Сам устроился, когда голодать начали. Думал, всё матери будет легче: иждивенческая и рабочая карточка — разные вещи.

Не забуду, как до работы добирался. Бывало, в шесть утра висишь на подножке трамвая или на «колбасе», и одна в голове мысль: только бы не сорваться — так руки коченели. В ту зиму морозы будто специально свирепствовали — всем морозам морозы. Но труднее всего было в ночную смену. Мастер (имя его забыл, а лицо как сейчас передо мной) видит, глаза у меня невыносимо слипаются — обычно это было, часа в четыре подойдет, толкнет под верстак: «Поспи, Витя, немного, но чтобы начальник цеха не видел». Посплю немного и снова к верстаку, выполнять норму.
Затем была школа. Мама за меня переживала сильно. Жизнь для подростка в то время была сложной; у всех была одна мысль, где достать еду, одежду.

В первое лето после войны поехали мы (четверо нас было) в Сокольники—там раньше клуб ЦДКА был — записываться в футбольную секцию. Всех взяли. И что интересно, ребята, которые вместе со мной пришли, вроде посильнее меня были, но как-то постепенно отошли от команды. Другие интересы их затянули. А я остался.

На следующий год ЦДКА перестал выступать в городском чемпионате, и я перешел в «Буревестник», стадион которого был рядом с нашим новым домом на бывшей Третьей Мещанской. С этого момента я все свободное время проводил на стадионе. Играл за первую юношескую и параллельно — за первую мужскую «Буревестника». На всех местах играл: и центрального, и крайнего защитника, и центрального нападающего.

Однажды зимой наш тренер Владимир Ильич Соколов подошел, спрашивает: «На коньках катаешься?» — «Да».— «Будешь играть в русский хоккей»… Шайба потом всех захватила.

Если бы кто знал, сколько удовольствия доставлял мне спорт! Бывало, с вечера подготовишь бутсы: набьешь шипы, надраишь гуталином, шнурки даже постираешь, форму отгладишь и засыпаешь с радостной мыслью о завтрашней игре. На каток идешь — и тоже радость испытываешь.

В хоккейную команду мастеров взяли, когда уже за дубль футбольной команды ВВС играл. В те времена все футболисты зимой в хоккей играли, поэтому я продолжал выступать за молодежную команду «Буревестника». Однажды Всеволод Михайлович Бобров меня увидел и говорит администратору: «Вот этого парня возьмите». А администратор отвечает: «Чего его брать, он уже в нашем клубе в футбол играет. Собирай вещички, — мне говорит, — и приходи завтра на стадион».

На первой тренировке игрок сборной, защитник Александр Виноградов меня «проверил». От одного его силового приема у меня аж розовые круги пошли в глазах. Но я не дрогнул — ответил ему. После тренировки Виноградов подъехал к тренеру и говорит: «Вот этого парня в паре со мной поставьте, подойдет».

В тот год мы четвертое место заняли. На следующий — чемпионами СССР стали. Потом еще и еще…
Заканчивал играть в московском «Динамо». Уже в то время твердо знал: буду тренером. Тянуло к молодым. Когда вторым тренером «Динамо» стал, пропадал на стадионе до позднего вечера.

Тогда и разошлись мои пути со многими игроками основного состава, с которыми недавно вместе играл. Я не прощал им никаких нарушений. Заставлял много тренироваться. Не нравилось это многим, хотя претензий ко мне с их стороны быть не могло: я этих принципов сам всю жизнь придерживался. Всегда много тренировался, с тяжелейшими травмами играл.

Прошло после этого несколько лет. Я уже в Риге работал. И вот как-то при встрече с динамовцами Москвы один из тех, кто больше всего протестовал против моих жестких мер, сказал мне: «А ведь вы были правы, Виктор Васильевич»…"

Виктор Тихонов. Имя этого тренера известно каждому мало-мальски знакомому со спортом. С его появлением в ЦСКА и сборной у наших лучших хоккеистов словно выросли крылья. Их победы настолько впечатляют, что даже осечка сборной в Лейк-Плесиде в финале олимпийского турнира 1980 года — единственная за последние шесть лет — представляется не иначе как досадная случайность. Отмечая выдающиеся результаты советской команды в 1981 и 1982 годах, Международная федерация спортивной прессы признала ее лучшим спортивным коллективом в мире. После блистательного выступления на чемпионате мира в Финляндии в 1982 году тренер сборной команды Швеции Андрес Палмстрем сказал: «Спасибо советской команде, она показала дорогу хоккею будущего».

Но вот что интересно: и по сей день сам Тихонов остается загадкой для многих. На вопрос: «В чем ваши тренерские секреты?» он обычно отвечает, что никаких секретов у него нет, все объясняется огромной работой. Простота победной формулы — «много работаем, и весь сказ» — только увеличивает число непонимающих.

Попробуем разобраться, в чем суть этой работы. Однако прежде мне предстоит затронуть одну весьма деликатную тему. Обойти ее в рассказе о Тихонове никак не могу, но, признаюсь, и начать-то не знаю как. Ведь придется вести речь о неуловимом и малодоказуемом— о чувствах. Причем о тех чувствах, которые не всегда высказываются вслух.
Словом, я долго не мог понять, почему Тихонова и его игроков недолюбливают многие из тех, кто так или иначе близок к большому хоккею?

— Что ж тут неясного? — скажет человек, умудренный жизненным опытом. — Он первый сегодня в хоккее, лидер. А у таких людей недоброжелателей всегда больше, чем у простого смертного.

Совершенно верно. Как не понять негативного отношения к Тихонову, к примеру, канадских профессионалов? Сколько их, прославленных заокеанских звезд, померкло раньше времени, попав в зону свечения команды Тихонова? Так что можно понять амбиции заокеанских тренеров. И не только заокеанских. Ведь своими победами он, Тихонов, каждый раз ставит под сомнение тренерское искусство соперников, их право работать в большом хоккее.
Нетрудно, наконец, представить в роли обиженных и кого-нибудь из ныне действующих игроков ЦСКА или сборной. Нагрузки в большом хоккее сегодня таковы, что порой тренер должен заставлять работать с полной выкладкой даже самого трудолюбивого хоккеиста. Администратор тренировочного катка ЦСКА рассказывал: «Появление Тихонова в манеже, где тренируется команда, я определяю, не глядя на дверь. По ребятам. Преображаются они как-то сразу: подтягиваются, строже к себе становятся».

Кажется, я перечислил всех, кому, так сказать, по штату положено быть недовольными тренером-лидером. Но я совсем не их имею в виду, а значительную часть болельщиков, причем наиболее эрудированных и осведомленных в делах большого хоккея.

Попробуйте заговорить о нашем хоккее с просвещенным болельщиком — и такого наслушаетесь! И то не так, и это. И с хоккейным обмундированием плохо, и массовость недостаточна, и чемпионат страны неинтересен: еще до начала знаешь, кто призерами станет.

Желая перевести разговор в более приятное русло, вы терпеливо ждете момента, чтобы напомнить собеседнику об успехах наших лучших мастеров. Здесь-то, вы уверены, можно прийти к единому мнению. Но уже через минуту вы понимаете, что снова натыкаетесь на сопротивление. Скептицизм эрудированного болельщика в разговоре о достижениях нашего хоккея удивителен. Выиграл, например, ЦСКА чемпионат страны, тут же следует: «Экое геройство! Да это еще до начала первенства ясно было». Победили армейцы в Кубке европейских чемпионов — реакция та же: «Чего же вы хотите? ЦСКА — суперклуб, половина сборной в нем играет»…

Стала наша сборная чемпионом мира, и опять вроде бы все понятно: «Да что это за чемпионат! Чехи на себя не похожи — канадцев вздумали копировать, всю свою хитрость да стойкость растеряли. Шведы? Их НХЛ (Национальная хоккейная лига Канады) грабит. Каждый год новую команду привозят. Канадцы? Им свой Кубок Стенли дороже. Приезжают на чемпионат не сильнейшим составом. Да еще ведут себя кое-как…"
Когда сборная СССР отправлялась в 1982 году в новогоднее турне по Канаде и США, один известный журналист, отлично разбирающийся в хоккее, уверенно предсказал: «Проиграют серию. В лучшем случае разделят очки поровну. И то, если удачно сыграют первую игру. А на что надеяться? Защита — проходной двор. Первое звено без Макарова под большим вопросом. Тройка Быкова? Да этих легковесов канадцы в первой же игре размажут по бортам. Одна надежда на спартаковскую тройку».

Как он прокомментировал итоги турне, я не знаю. Но, думаю, нашелся, что сказать в своем духе.
Даже после блистательных побед над сборной профессионалов НХЛ в Кубке вызова и в Кубке Канады скептикам нашлось, что сказать. «В сентябре играли — это все и определило. «Профи» не любят форсировать форму. Сезон у них ого-го какой! Вот если бы матчи такого уровня провести весной!"

И так до бесконечности.

Я долго не мог понять природы этого удивительного психологического парадокса: наши парни блистательно побеждают на международной арене, а нас это вроде бы не радует. Надоели, что ли, всем их многочисленные победы? Пожалуй, здесь есть что-то от истины. Но почему же в пятидесятые годы, когда сборная, руководимая Тарасовым и Чернышевым, десять (!) раз подряд становилась сильнейшей в мире, в том числе дважды на Олимпийских играх, это неизменно радовало?

Ответ, как часто бывает, пришел неожиданно. Однажды в телепередаче «Что? Где? Когда?» я увидел крошечную — на 15—20 секунд — видеозапись начала матча сборных команд СССР и Швеции, сделанную на чемпионате мира более чем десять лет назад. Сам эпизод не заключал в себе ничего особенного: шведский вратарь в цыплячьего цвета футболке, в волнении ерзающий у ворот, да яростное осиное роение вокруг него красных футболок. И все. Это была лишь видеозаставка к вопросу эрудитам и знатокам — когда и при каких обстоятельствах родился известный всему миру боевой клич советских болельщиков «Шайбу!»

Поразили слова Николая Озерова, выхваченные из репортажа о том, забытом уже поединке. Взволнованным, почти трагическим голосом комментатор сообщил, что победитель матча станет чемпионом мира. Но если шведов устраивает победа с любым счетом, то советские хоккеисты должны выиграть с разницей в две шайбы, не менее. В случае нашей победы с меньшим счетом чемпионом мира станет чехословацкая команда, а мы окажемся на втором месте.

Услышав эту интригующую информацию, я сразу окунулся в те далекие годы, когда до самого последнего момента мы не знали, кто победит в чемпионате. Когда, проиграв чехам или шведам, наша команда и мы — ее поклонники — с волнением ждали, как они сыграют между собой, а потом с канадцами. И все равно ничего не становилось ясным вплоть до последнего тура. И вот в заключительный день, в матче с кем-нибудь из «большой четверки», мы вырывали победу. И когда Старшинов или Майоров, Фирсов или Викулов забивали победный гол и Озеров срывающимся от волнения голосом кричал «Го-о-о-о-ол!» чуть ли не целую хоккейную смену, это никого не раздражало, потому что в этот момент мы все кричали вместе с ним.

Сегодня превосходство советской сборной над своими главными конкурентами столь значительно, что даже у канадских профессионалов все меньше и меньше радужных иллюзий перед поединками с ней. Вот что, например, писала торонтская газета «Глоб энд мейл» в декабре 1982 года перед визитом сборной СССР: «Для советских игроков типична готовность использовать любую возможность для нового подтверждения, что они лучшие в мире… Они установили свое превосходство в 1981 году, выиграв «Кубок Канады», и теперь возвращаются, чтобы еще больше упрочить свои позиции…"

Вспоминаю Виктора Тихонова перед началом заключительной пресс-конференции на турнире «Известий» в декабре прошлого года. Окруженный нетерпеливыми журналистами, он сказал мимоходом (речь шла о последней победе советской сборной над командой Чехословакии), что «чехам сборная не проигрывала с 1977 года, а шведы двадцать восьмой раз не могут у нас выиграть». Нет, это удивительный человек! Уверен, никто другой не смог бы так, с ходу, сказать, сколько раз подряд мы не проигрывали шведам, а он держит это в голове.

Сказал и, словно спохватившись, стал жаловаться, что победы достаются все тяжелее, что соперник буквально из кожи вон лезет, чтобы вырвать лидерство; что теперь шведы и канадцы записывают на пленку не только все игры советской сборной, но и тренировки; что последние два года он получает пополнение психологически не столь крепкое, как хотелось бы, — сказываются поражения молодежной сборной страны на международной арене, тогда как его коллеги-соперники получают игроков, привыкших побеждать русских. Так и сказал — «привыкших».

Когда речь зашла о предстоящем турнире за океаном, он стал сетовать на то, что не может взять в поездку двух интересных защитников из молодежной сборной, которых крайне необходимо проверить именно в играх с канадцами. И объяснил почему: еще больше ему хочется, чтобы молодежная сборная победила в чемпионате мира, который пройдет в Ленинграде в те же сроки, что и турне главной команды страны по Канаде и США. Потом с беспокойством говорил о проблеме центральных нападающих, нехватку которых сборная испытывает с хроническим постоянством, и проблеме вратаря — Третьяк, к сожалению, не вечен: уже сейчас надо думать, кто заменит его на посту первого вратаря. И т. д. и т. п.

Говорил Тихонов, как всегда, горячо, иллюстрируя каждую свою мысль убедительными примерами. Но, честное слово, мы, журналисты, слушавшие его, не то чтобы не верили — мы не хотели верить ему в тот вечер. Всем было ясно, что сборная СССР на турнире «Известий» не показала своей лучшей игры, что у тренера масса хлопот с составом, с поиском оптимального тренировочного режима для игроков. Но разве нет этих проблем и у его коллег — тренеров Чехословакии, Финляндии, Швеции? И разве, будучи далекой от своей лучшей спортивной формы, наша команда не одержала заслуженной победы в турнире? Причем победила она, не выкладывая, как говорится, всех своих козырей.

Так, может быть, эта почти запрограммированность успеха и лишает иллюзий не только наших соперников, но и нас, болельщиков советской команды? Настоящий любитель спорта всегда прежде хочет поволноваться и только потом — насладиться победой своих любимцев.

Вспоминаю сдержанно-критическую реакцию трибун Дворца спорта, когда наши играли со шведами в предпоследнем туре известинских соревнований. Разве что одни мальчишки своими тоненькими голосами пытались создать обстановку «своих стен» в том матче —- одном из решающих в турнире. Но их призывы к победе были каплей в море тишины. Создавалось впечатление, что болельщиков не волнует исход поединка.

Нет, абсолютной тишины, конечно, не было. Публика, как всегда, награждала свою команду аплодисментами после голов и красивых комбинаций. Но и только. Как в цирке: исполнил актер рискованный трюк — получи порцию аплодисментов. Однако никакой поддержки, так сказать, авансом. Казалось, что и шведы, и наши играют на нейтральном поле.

Даже после того, как во втором периоде Томас Эрикссон вывел свою команду вперед (счет стал 2:1), болельщики безмолвствовали. Грозным кличем «Шайбу! Шайбу!» и не пахло. Более того, в один из моментов, когда пятерка Ларионова не использовала выгодной ситуации, раздался оглушительный свист. И вслед за ним — дружный смех. Это какой-то озорник, дождавшись абсолютной тишины, левитановским голосом, правда, с просительными нотками, провещал: «В ворота чего-нибудь забросьте!» Счет в то время был 2:2.

В конце игры «чего-нибудь» побывало в шведских воротах.

Первыми отличились сами шведы, затолкав в них неугомонного Михаила Васильева. Потом настала очередь шайб. Сначала дважды использовал точные пасы Быков. Шведы не пали духом и ответили голами Эклунда и Лундстрема. И здесь отличился Владимир Крутов. Словно маленький танк, он прорвался по центру и пальнул прямой наводкой по шведским воротам. Мы повели — 5:4.

Казалось, все, игра сделана. До конца оставалось чуть более трех минут. Но шведы думали иначе. При первой возможности они вбросили шайбу в нашу зону и начали по-канадски яростную атаку ворот Третьяка.
Помню, как защищая своего вратаря, Фетисов сцепился с кем-то из шведов. Судья бросился их разнимать, а трибуна отреагировала по-своему. «Слава, не обижай ребенка!» — укоризненно протрубил чей-то зычный баритон, поддержанный дружным смехом. Но кто кого обижал? Я заглянул в журналистский пресс-бюллетень и обнаружил, что «ребенок» был на полголовы выше нашего защитника и весил без малого центнер.

Теперь я окончательно убедился, что зрителей мало волновал исход игры. Более того, многие из них в тот вечер откровенно болели за шведов. Ведь проиграй наши «Тре Крунур» — и вопрос о победителе турнира откладывался до заключительного поединка — наших с чехами — не формально, а по существу. Этого-то и хотели зрители. Вопрос же, кому достанется первое место, их вовсе не тревожил: конечно, советским хоккеистам. Кому же еще!
Но не только предрешенность результата огорчительна для любителя спорта. С тем же чувством он узнает обычно и об уходе из команды ветеранов. Ведь с ними у него связано столько памятных переживаний! Хорошо зная характеры опытных игроков, их привычки, манеру поведения на поле и вне его, болельщику легче понять и осмыслить саму игру. Собственно, знание игры — это не только знание правил. Не потому ли мы бываем так придирчивы и к молодым, сменившим ветеранов, и к тренерам, по чьей инициативе это произошло?

Мне известны люди, которые вовсе охладели к хоккею, не перенеся разлуки со своими любимцами — игроками сборной семидесятых годов.

Как здесь не повторить фразу из многих репортажей прежних лет: «Да, трудно приходится нашим ребятам!» Добавим, и их тренеру тоже. Но если раньше трудности создавали только соперники, то теперь это делаем и мы — болельщики. Причем тем усерднее, чем чаще и весомее победы советской сборной.

Один довольно известный в прошлом тренер, много лет проработавший в командах высшей лиги, на последнем турнире «Известий» в ответ на мою просьбу охарактеризовать Тихонова как специалиста сказал: «Тренер как тренер». Видимо, почувствовав мое недоумение, он несколько смягчил формулировку: «Порядочный человек, добрый. Недавно двум ветеранам помог в жилищном вопросе — сам по Моссовету бегал, хотя как тренер никакого отношения к ним никогда не имел. Трудяга!—абсолютно точно. Но все-таки не чувствует игрока: берет, берет ребят — пробует, а потом — отпускает… И еще — уж больно суров: не улыбнется, не пошутит. А в нашем деле ребятам порой так нужна улыбка…"

Озадачили меня эти слова, тем более что в искренности и порядочности говорившего сомневаться не приходилось. Но я привожу их, потому что похожее мнение о Тихонове среди тренеров (особенно старшего поколения) и вообще, так сказать, в хоккейном обществе слышать приходилось не раз.

«Тренерская философия Тихонова вращается вокруг одного слова — дисциплина», — резюмирует интервью с ним во время последнего турне сборной СССР за океаном спортивный обозреватель канадской газеты «Калгари сан» Пет Дойл. Его статья о советском тренере так и называется — «Мастер дисциплины».

Далее канадский журналист продолжает: «Говорят, никто не видел, как Тихонов улыбается… Глядя на него, представляешь себе, что он только что получил плохое известие. Морщины бегут по его высокому лбу, а глубоко посаженные глаза то и дело вспыхивают. Хохолок топорщится, а на висках ясно видна седина…
Создается впечатление, что он держит все нити управления мертвой хваткой и не расслабляется ни на секунду».
Итак, мастер дисциплины. Но разве мало в хоккее строгих, требовательных, порой жестоких к игрокам и даже к себе наставников? Например, Скотти Боумен? По меткому выражению Анатолия Тарасова, этот лучший канадский тренер «умеет не только тренировать, но и дрессировать». Однако никто из них не добился того, что удалось Тихонову.
А что, собственно, произошло с нашей командой в последние годы? За счет чего ей удается так уверенно раз за разом побеждать в самых ответственных турнирах? И какова здесь роль тренера?

Но сначала одно небольшое отступление.

Как-то, выступая перед болельщиками, Тарасов рассказал о занятном случае, происшедшем с ним в Канаде:
«Подходит как-то ко мне канадец (Анатолий Владимирович назвал вполне определенное имя, очень популярное в Канаде и у нас). Спрашивает самоуверенно так: «Мистер Тарасов, а что, мог бы я играть в советской сборной?» Положил я ему руку на плечо и — в ответ: «А ты в пионерии был?» Он на меня уставился недоуменно» «Ты, — говорю, — в комсомолии был?» Он еще больше глаза вытаращил. «Так как же ты, — спрашиваю, — можешь играть в нашей команде? Не можешь ты выиграть в наш хоккей».

Вот Владик (в том разговоре с болельщиками принимал участие и Владислав Третьяк) академию заканчивает. А что канадец? Два класса церковно-приходской школы, два зуба да два миллиона в банке. Пожалуй, и все».
Разумеется, этот гротеск-шутку нельзя воспринимать буквально. Тарасов великолепный психолог и дипломат — знает, где и что сказать. Вряд ли он стал бы в такой манере подшучивать над представителем канадской хоккейной школы в личной беседе. Кроме того, он с огромным уважением относится к профессиональному хоккею и говорит об этом постоянно. Но и то верно, что в каждой шутке всегда есть доля правды.

Эту правду Тарасов чеканно произнес позднее на тренерском семинаре: «Я верю в социальность хоккея. Наш хоккей замешан на более густой коллективной закваске».

Итак, запомним: «более густая коллективная закваска», то есть умение взаимодействовать с партнерами на самом высоком уровне.

Здесь-то и должен сыграть свою роль тренер.

Тихонов, как и его предшественник Тарасов, — прежде всего выдающийся мастер коллективной игры. Дисциплина лишь один из рычагов, с помощью которых он создает эту игру. Главный его козырь — скрупулезное знание хоккея.
Как-то, в начале семидесятых годов на трибуне «Юбилейного» в Ленинграде меня заинтересовал спортивного вида мужчина с блокнотом в руках. В течение трех периодов, ни на секунду не отвлекаясь от игры, он дотошно фиксировал происходящее на льду. Эго был Тихонов. Я узнал, что он только- только прилетел из Риги, успев провести утреннее занятие со своей командой, в то время мало кому известным клубом класса «Б». Цель приезда в Ленинград — «посмотреть, кто чем дышит в высшей лиге».

Жадное внимание ко всему новому всегда было отличительной чертой Тихонова.

«У каждого тренера учился. У одного подмечал новинки в тактике, у другого — элементы разминки. Интересовался, как развивают силу штангисты, легкоатлеты, боксеры. Бывал на многих занятиях танцевальной группы Игоря Моисеева. Брал на вооружение все, что могло пригодиться нам, хоккеистам.
Многое и самому приходилось открывать. Искал пути выведения организма из состояния перетренированности, нервного стресса; бился над тем, как спланировать тренировочный процесс на весь сезон. Много экспериментировал и, разумеется, много ошибался, пока не нашел оптимальные формы работы…"

С тех лор я не раз встречал Тихонова или его помощников на хоккейных стадионах. Не только с блокнотом, но и с кинокамерой, позднее — с видеомагнитофоном.

За двадцать лет тренерской деятельности он собрал уникальную информацию об игроках, тренерах, командах. Не только собрал — обработал, систематизировал и на основе всего этого сформировал свои взгляды на хоккей. Сегодня каждый уважающий себя тренер старается использовать в игре четыре пятерки. А ведь было время, когда это тихоновское начинание не поддерживал никто. Но он, предвидя нынешний интенсивный хоккей, стоял на своем… Он умеет так планировать и проводить тренировки, что кажется, будто его команда не знает, что такое апатия, усталость, перетренированность. А ведь большинству его игроков приходится нести двойную нагрузку — в своем клубе и в сборной.

Мысль, которую он повторяет постоянно, — «все куется в тяжелой повседневной работе — и характер, и воля, и мастерство».

«Если говорить о том, кто на меня повлиял больше других, прежде всего назову Всеволода Михайловича Боброва. Он был примером для меня во всем — и как игрок, и как человек. Доброта, бескорыстие, радость жизни, природная одаренность были, на мой взгляд, самыми сильными сторонами его натуры.
Двух его главных принципов придерживаюсь свято. Первый: одинаковые требования в вопросах дисциплины и к лидерам, и к молодым. Второй: внимание к человеческим качествам игроков».

Опять вернусь к прошлогоднему тренерскому семинару. Шла оживленная дискуссия о средствах борьбы с драчливостью профессионалов. Собственно, дискуссии как таковой не было. Тарасов, обеспокоенный многочисленными травмами советских игроков в матчах с канадцами на чемпионате мира в Финляндии, говорил так убедительно, что все присутствующие молчаливо согласились с его мыслью: «Нельзя давать себя избивать. Нужно уметь отвечать. Важно только определить: когда бить и кого». Эти слова прозвучали как косвенный упрек в адрес сборной.
Что же Тихонов? Он остался верен своему принципу: не отвечать на грубость ни при каких обстоятельствах. «Пусть нарушают правила. Они нас кулаками, а мы их — шайбами». И оказался прав. Последнее время канадцев словно подменили: боясь играть против советской команды в численном меньшинстве, они стараются не нарушать правил и если идут на откровенную грубость, то лишь тогда, когда понимают, что шансов на победу у них нет.

— Виктор Васильевич, понятно, что хоккей прежде всего единоборство тренеров. Но есть ли между вами зримый контакт в игре?

— Я всегда слежу за тренером соперника. Что касается единоборства, то оно особенно ощутимо, когда мы играем в Канаде и США. Скамьи для команд там обычно по обе стороны поля и мы хорошо видим друг друга. Бывает, мы еще только сравняли счет, а мне уже ясно: сломался соперник — вижу по тренеру. Бывает, и жестами изъясняемся…

— Какими?

— А вот такими… — Тихонов сделал паузу и вдруг озорно улыбнулся: — Он тебе кулак, а ты ему два. Вот так! В случае победы, конечно…

По всей видимости, канадец Дойл описывал внешность Тихонова, наблюдая его по телевидению. Действительно, предельно сконцентрированный на игре, с застывшим выражением озабоченности, он выглядит на голубом экране если не старше, то уж, во всяком случае, на все свои пятьдесят с небольшим.

Вблизи Тихонов совсем другой — подтянутый, энергичный. Человек, знакомый со спортом, сразу угадает в нем изрядную физическую силу, приобретенную и поддерживаемую постоянной тренировкой. Впрочем, эта сила не выпирает наружу. Она как бы затушевана пластичностью движений, ровностью общения, негромкой речью.
Он самый уравновешенный, самый выдержанный из всех тренеров, которых я знаю. Тот же администратор тренировочного катка ЦСКА рассказывал: «Никогда не слышал, чтобы Виктор Васильевич с кем-то грубо разговаривал. Свое неудовольствие он выражает тем, что берет в руки микрофон. Ребята это знают. Но такое бывает не часто».
И в то же время он самый эмоциональный, открытый, непосредственный. Только на его лице я видел слезы после игры — слезы радости.

Нет, ему совсем не чужды ни улыбка, ни чувство юмора. Но что верно, то верно — во время игры ему не до улыбок. Особенно, когда его команда встречается с канадскими профессионалами.

«Полгода перед Кубком вызова местная пресса нагнетала напряженность. Готовились профессионалы как никогда. Скотти Боумен — серьезный соперник. Из шестнадцати тренеров НХЛ только двое на нас поставили. Среди наших — и пяти процентов не набралось.

И вот первый матч. Проигрываем 2:4. То, над чем мы столько месяцев работали, они предельной жесткостью подавили. На это у них и ставка была.

Недаром совет менеджеров четверо суток каждую кандидатуру в сборную обсуждал.
Ночь без сна. С одним журналистом нашим просмотрел все отчеты об игре: они подробно о хоккее пишут и очень профессионально.

Резюме всех статей одно: в первом матче раздавили русских, в двух следующих им не подняться. Ладно, думаю, посмотрим.

Утром — собрание. Тяжелый разговор. «Почему, — спрашиваю, — испугались! Почему бросили винтовки и побежали назад! Если бы вот этот, этот пост не отдали — не проиграли бы, поймали бы их на тактике». Полтора часа говорили. Вновь обсудили каждую деталь. А главный наказ — выстоять, не дрогнуть! Умыться кровью, но не дрогнуть…
Вечером—репетиция по тактике. Канадцы накануне все тренировки наши записывали, а здесь — прохлопали. Решили, верно, — все, теперь шапками забросают.

И вот вторая встреча. Сколько крови, синяков она нам стоила — и не передать! Но выстояли, вырвали победу — 5:4.
Вроде бы все хорошо, а мне опять не спится. Чувствую, мнение у ребят такое: дело сделано. Если последнюю игру и проиграем, ничего страшного: дома ругать не будут,
Утром опять собираю команду. «Значит, довольствоваться малым хотите! Гнилая психология! Сегодня вы должны доказать всему миру, что советский хоккей выше канадского. Сегодня вы должны войти в историю хоккея. Но для этого надо сжать зубы и сражаться! Это будет самая тяжелая игра. Мы победим. Нужно только выстоять первый период».

Назвал состав. Петров, Харламов не смогли играть — ввел молодых Тюменева и Ирека Гимаева. Вопреки логике, мнению специалистов вместо Третьяка Мышкина ставлю. Почувствовал — устал Владик, пропала у него вторая реакция. Мышкина настроил. Предупредил: «Они в тебя две порции шайб выстрелят — твою и ту, что Владику приготовили”.

И вот игра. Выстояли первый период. Лидер канадцев Гейни говорил потом в интервью: «Устали бить русских. Мы бьем, а они стоят…» Во втором периоде сами показали себя. А в третьем подчинили их полностью. 6:0 — чего там говорить!"

Конечно, всем нам интересно было бы побывать в команде в тот момент, когда Тихонов дает установку на игру. По его собственному признанию, эти час-полтора перед матчем стоят ему порой большего напряжения, чем сама игра.
Как-то на встрече с игроками сборной болельщики все допытывались: «Ну как Тихонов? Давит?» Ребята дипломатично уходили от ответа. Потом один — ведущий игрок — сказал, усмехнувшись: «А как вы думали? Конечно, давит».
Выходит, прав был тренер- ветеран, — помните? — сетовавший на суровость и не улыбчивость Тихонова? Не знаю, насколько серьезным было признание игрока, которого «давит» Тихонов, но знаю почти наверняка, что в случае поражения тот же самый игрок сказал бы о тренере так: «Мало гонял, мало требовал».

Увы, нет пока другого рецепта побеждать, кроме как много тренироваться, больше, чем соперник. Соперник же, мечтая об успехе, работает все больше… Напряженная получается гонка

В каждом деле тон задают те, кому тяжелая каждодневная работа до седьмого пота приносит удовлетворение и радость. Именно таких людей ищет и находит Тихонов, — «Побывал однажды на БАМе Помню, когда летели на вертолете от Тынды до места, где кончается ветка, я все природой восхищался — голубая река, песок, сосны — красота! А спустились на землю, увидел парней, работающих здесь, в болоте, где гнус, где не хватает кислорода, где работа неимоверно трудная — совсем как у нас в хоккее, — и понял: главная красота и богатство здесь— люди. Мы делаем одно дело. Бригады на БАМе под стать хоккейным командам. Молодые, сильные парни…

Каждый тренер, как в зеркале, отражается в своей команде. Что бы ни говорил он, какие бы красивые идеи ни декларировал публично, его истинный тренерский почерк, его душа очень скоро проявятся в игре команды. Бывают просто удивительные случаи. Игроки вроде бы те же, но вот пришел новый тренер, и характер команды меняется, как по мановению волшебной палочки.

Тихонов заступил на пост старшего тренера ЦСКА и сборной летом 1977 года. К тому моменту поблекла игра многократного чемпиона страны, и вместе с ним сдала свои позиции сборная. На чемпионате мира в Польше она уступила первое место команде Чехословакии. Уступила по всем статьям.

В короткий срок Тихонову предстояло вернуть утраченные позиции. Выиграть первое место в Праге, где чехословацкая сборная практически не знала поражений, тем более в момент, когда она действительно была лучшей в мире? У Тихонова не было сомнений.

Не забуду его на встречу с журналистами осенью 1977 года после матча армейцев Москвы и Ленинграда. Тот поединок сложился на редкость драматично. Особенно его концовка. В середине третьего периода при счете 5:3 в пользу ЦСКА кто-то из москвичей был удален до конца игры без права замены. Через несколько минут на скамье штрафников оказался Лутченко. Учитывая, что хозяева до этого практически ни в чем не уступали многократному чемпиону, ситуация для него казалась безнадежной.

И все-таки ЦСКА выстоял. Надо было видеть, чего стоила эта победа Тихонову.

Через месяц, в один из дней известинского турнира, наблюдая за своим будущим соперником — хоккеистами «Тре Крунур», Тихонов потерял сознание. Очнулся через двадцать минут в санчасти Лужников. Диагноз врачей — предельное нервное истощение. Это случилось на следующий день после сокрушительного поражения советской команды — 3.8 в матче все с той же сборной Чехословакии.

Трудно даже представить, сколько духовных и физических сил стоил советской команде и ее тренеру реванш через четыре месяца — и где? — в Праге на чемпионате мира!

«Большинство специалистов восприняли наш успех как случайность. Я никого не разубеждал. Случайность так случайность. Будем работать дальше. Только игроки ЦСКА и сборной, все испытавшие на себе, знали, какую огромную работу мы проделали перед чемпионатом.

Впервые в нашем хоккее я собрал сборную на месячный сбор летом. Все специалисты восприняли это в штыки: как можно отрывать игроков от своих клубов на такой срок! Но подчинились, у нас главная задача была: вернуть страна чемпионское звание. Нужно было посмотреть ребят в работе. Тяжелый был сбор.

Атлетизм стал фундаментом, на котором мы все строили. Высокая физическая готовность всегда была отличительной чертой ЦСКА. Но время бежит вперед. Когда я дал нагрузки, которые для рижского «Динамо» были уже пройденным этапом, зароптали «многократные» — не привыкли к такой работе. А ведь это не моя прихоть была. К тому времени хоккей изменился: пробросы, силовую борьбу по всему полю разрешили. Это потребовало от игроков новых физических качеств. Теперь уже было недостаточно работы на глазок с «блинами» да штангой.
Вторая проблема, которую предстояло решить, — как расширить тактический багаж! Парадоксально, но ЦСКА оказался неподготовленным в тактике, игравшим в одном плане — атака и силовое давление. Не получалась атака с ходу — и все, команда начинала буксовать.

Вопросы атлетизма были самым легким делом. Работа над тактикой — долгой и трудоемкой. Но самыми сложными оказались вопросы психологической подготовки.

Еще в 1976 году во время розыгрыша первого Кубка Канады, руководя второй сборной, я заметил некоторую психологическую скованность наших лучших мастеров в играх с чехами. Предстояло в короткий срок избавиться от этого комплекса. Первую попытку было намечено сделать осенью в играх не приз «Руде право» в Праге, где пройдет будущий чемпионат.

Рассказать, как создавался характер команды за эти семь с половиной месяцев, отделявших от чемпионата, невозможно. Высокая психологическая устойчивость формируется в сложнейших условиях. Прежде всего необходимо было определить цель, а потом работать. Слова словами, а дела делами.
Удалась вроде бы попытка, победили мы чемпионов в сентябре 1977 года на их поле. Но я видел: нужны свежие силы.

Обычно, когда выигрываются соревнования, победителей не судят. Только когда мы крупно проиграли чехам в Москве, о моих словах вспомнили…

Но и через четыре месяца, когда мы чемпионат мира выиграли, заслуженно выиграли, все проблемы решены не были. Разве одного года достаточно!»

…Когда я писал эти строки, на дворе стояла весенняя распутица. До окончания чемпионата страны 1982/83 года оставалось еще много туров, а имя обладателя золотых медалей уже давно было известно. «Опять ЦСКА» — вздыхают болельщики.

Только почему претензии мы адресуем Тихонову? Разве не справедливее было бы укорить, например, тренеров «Спартака» или «Динамо»? Ведь эти клубы и по подбору игроков, и по материально-технической базе нисколько не уступают армейцам.

Почему они не могут создать реальной конкуренции чемпиону?

«Иные тренеры говорят: какой смысл играть в полную силу против ЦСКА! Лучше поберечь энергию для поединков между собой. И мне когда-то советовали пойти таким путем. Но я это отмел сразу. Мой девиз — даже безнадежно проигрывая, сражаться так, чтобы победитель ушел с мыслью: «Не дай бог встретиться с этой командой вновь!"
В большом спорте нужно каждый день ставить перед собой предельные задачи, иначе остановишься и покатишься назад».

«Хочу работать тренером до тех пор, пока буду чувствовать, что могу дать еще что-то новое хоккею. Когда тренер перестает быть новатором, он должен уйти».

Рано или поздно его догонят. Смена поколений, смена лидеров — закон жизни. Тихонов это знает. Но он не думает сдаваться. Его девиз — опережать хоть на полшага.

Автор очерка: Александр Василевский
Журнал «Аврора» N9, 1983 год.

• просмотров: 3875
Материалы по теме
Оставить первый комментарий