САДЫРИН Павел Федорович

Садырин Павел Федорович. Мастер спорта. Заслуженный тренер России.

Родился 18 сентября 1942 г. в Перми. Скончался 1 декабря 2001 г. в Москве.

Воспитанник футбольной школы "Звезда" Пермь.

Играл в командах "Звезда" Пермь (1959 - 1964), "Зенит" Ленинград (1965 - 1975).

Тренер команды "Зенит" Ленинград (1978 - 1982, 1995 - 1996). Главный тренер "Зенита" Ленинград (1983 - 1987). Главный тренер команды "Кристалл" Херсон (1988). Главный тренер ЦСКА Москва (1989 - 1992, 1997 - 1998, 2000 - 2001). Главный тренер сборной России (1992 - 1994). Главный тренер команды "Рубин" Казань (1998 - 1999). Привел к золотым медалям чемпиона СССР "Зенит" Ленинград в 1984 г. ЦСКА в 1991 г. под его руководством стал чемпионом страны и обладателем Кубка.

МОЙ ПАВЕЛ САДЫРИН

В четверг 18 сентября ему мог исполниться 61. Вместе со смертью Павла Садырина безвозвратно канула в Лету целая эпоха в истории армейского спорта, венцом которой был 1991-й год, год последнего футбольного первенства разваливающейся мировой державы.


Конец 60-х. Павел Садырин (второй справа) отмечает забитый «Зенитом» гол.

Конец 60-х. Павел Садырин (второй справа) отмечает забитый «Зенитом» гол. Фото "КП Санкт-Петербург".

Редко случается, когда тренера одинаково чтут болельщики двух таких разных клубов. Садырин. Эта фамилия в равной степени является магической как для "Зенита", так и для ЦСКА. Хотя — прости меня, Питер — для последнего она всегда значила чуть больше. Именно армейскому клубу он отдал последние годы своей яркой жизни и именно красно-синие цвета устлали своему тренеру его последний путь. Много воды утекло с тех пор, как "Зенит" и ЦСКА становились чемпионами, и оба раза к успеху их приводил Садырин. Думаю, не стоит напоминать о том, что с тех пор ни те не другие подобного больше не добивались.

Уже не помню, сколько за свою журналистскую карьеру я написал заметок — много хороших, еще больше Плохих — но одна из них навсегда осталась в моей памяти. Впрочем, в силу полного отсутствия соответствующих навыков, вряд ли она могла вызвать восторг у признанных эстетов художественной литературы, но именно этой статьей я продолжаю гордиться до сих пор. Написана она была о Садырине, а точнее о том, как его не стало.


Мария Павловна Садырина и ее сын Павел в московской квартире Садыриных.

Мария Павловна Садырина и ее сын Павел в московской квартире Садыриных. Фото "КП Санкт-Петербург".

Он никогда не скрывал своих эмоций.

Потому что просто не умел этого делать. За что и страдал. Да, возможно, иногда перегибал палку, но, по крайней мере, он всегда был честен. По отношению к игрокам, болельщикам, самому себе, наконец. Другое дело, что отнюдь не всегда ему отвечали взаимностью.

Гораздо чаще его предавали. Так было и 87-м, когда из-за горстки обиженных интриганов ему пришлось покинуть родной "Зенит", так было и в 98-м, когда за неудачно, по определенным причинам, проведенный первый круг его выкинули из ЦСКА. Впрочем, по сравнению с 94-м, подобные катаклизмы казались чуть ли не обыденностью. До последних дней своей жизни гноящейся занозой в его сердце оставались воспоминания о работе в сборной России, точнее не о работе, а о подлом предательстве, которому он подвергся накануне события. События, обязанного стать вершиной его тренерской карьеры. Кого-то из них он простил и даже взял с собой в Америку. И вновь ошибся. "А крайних вообще легко найти. Обычно это главный тренер". Ну да Бог им судья.


1994 год. Дача Садыриных в Токсово. Павел Федорович, его сын Денис и их любимец пес Лорд.

1994 год. Дача Садыриных в Токсово. Павел Федорович, его сын Денис и их любимец пес Лорд. Фото "КП Санкт-Петербург".

Могу только догадываться, насколько больно и стыдно ему было после того нелепого падения в Архангельском появляться на людях с палочкой. Ему, несгибаемому, волевому, настоящему мужику. И не было для него ничего страшнее показать свою слабость и беспомощность. Ведь до вершины ему постоянно не хватало какой-то малости. И кто знает, смог бы Александр Тарханов стать настоящим возмутителем спокойствия сезона-1995, а Олег Долматов установить тот феноменальный рекорд (14 побед во втором круге первенства-1998), если бы не заложенная Садыриным функционально-тактическая база.

"А тут, в Ватутинках, условия хорошие. Поле, еда. И знаешь еще что — нам же автобус наконец новый дали! При "старом режиме" приходилось без клубного транспорта обходиться. Зато теперь у нас есть абсолютно все. Обстановка сейчас такая душевная. Всем нравится — и тренерам, и ребятам. Все хорошо будет, я уверен...". Эти слова он произнес накануне рокового августовского матча в Махачкале. Матча, в котором он потеряет сына.

Матча, после которого биологические часы его жизни повернут вспять.

Тогда в 91-м на могиле Миши Еремина футболисты поклялись сделать все для того, чтобы в хрустальной чаше Кубка СССР поздней осенью оказалось и золото чемпионата. И выполнили обещание. Десять лет спустя сделать этого они не смогли, ограничившись завоеванием Кубка-2002 и серебром. "Эту победу мы посвятили Павлу Федоровичу Садырину и Сергею Перхуну — тем, кто еще совсем недавно был рядом с нами. На поле мы еще и за них старались, как бы за них играли, а потому их доля участия в этой победе тоже есть. Уверен, те, кто болеет за нашу команду, думают так же и поймут нас," — скажет Сергей Семак после победы в кубковом финале, соперником в котором по мистическому совпадению был "Зенит".

Земля тебе пухом, Тренер. Спи спокойно.

Дмитрий КЛИПИН. Газета.Ru. 18.09.2003 г.

ОСТАЛАСЬ ПАМЯТЬ

Сегодня, 18 сентября заслуженному тренеру России Павлу Федоровичу Садырину исполнилось бы 60 лет.

Хорошее название дал своей передаче Леонид Филатов — "Чтобы помнили". Не даром ведь сказано, что человек живет до тех пор, пока его помнят. Остаться в памяти потомков удается далеко не многим. Скольких политических деятелей, писателей, актеров, певцов, спортсменов, чья слава некогда гремела повсеместно, успевают забыть при жизни.


Павел Садырин, Евгений Майоров и Олег Романцев.

Павел Садырин, Евгений Майоров и Олег Романцев.

Со дня смерти Павла Федоровича Садырина не прошло и года. Его не стало в первый день зимы. О том, что Садырин неизлечимо, безнадежно болен, тогда уже знали многие. Все же весть о его кончине стала ударом. Журналисты, бывшие футболисты, просто болельщики, любители футбола звонили в тот вечер друг другу, делясь печальной новостью. На всех, как пел Высоцкий, "будто холодом подуло".

Умер не просто знаменитый тренер и футболист. В тот день стало с пронзительной ясностью понятно, что наш город — Ленинград-Петербург — потерял частичку своей истории, своей славы. Ведь Садырина знали и любили все — от школьников до пенсионеров, от академиков до слесарей. Даже старушки-блокадницы, никогда в жизни не бывавшие на стадионе, знали кто такой Павел Федорович. Футбол ведь не просто вид спорта, пусть самый популярный, футбол — это социальное явление.


18 сентября 2005 г. в доме, где жил Павел Федорович, торжественно повесили памятную доску. Фото: "Комсомольская правда", 2005.

18 сентября 2005 г. в доме, где жил Павел Федорович Садырин, торжественно повесили памят- ную доску. Кирилл Лавров не раз бывал в этом доме у Садырина.

С уходом из жизни Садырина чувствуешь, что пора прощаться с некоторыми вещами, которых прежде не ценил. С переполненным стадионом имени Кирова, рев трибун которого был слышен аж в Кронштадте. С чувством причастности и к успехам, и к неудачам команды, в которой футболисты играли не за деньги, а как шутили их коллеги из других городов, "за Медный всадник" и искренне пели "Я счастлив, что я ленинградец, что в городе славном живу".

"Зенит" тех лет был одним из символов нашего мира, мира под названием Ленинград, таким же как, например, БДТ Товстоногова. Кстати, билеты на футбольные матчи в Спортивно-концертный комплекс точно также разыгрывали в лотерею как и билеты на премьеры БДТ. От великого БДТ остались записи спектаклей, пусть не всех. А что осталось от "золотого" "Зенита"? Неужели только до обидного короткий фильм с закадровым текстом в исполнении Кирилла Лаврова? Нет, конечно.

Осталась память. И благодарность за эти светлые воспоминания людям, что нам подарили 21 ноября 1984 года настоящий праздник. Праздник, который ждали очень и очень долго, почти всю жизнь. Некоторые старые болельщики в тот день плакали, шепча "Теперь можно и умереть". Игроки и их молодой тогда тренер стали настоящими героями, почти богами.

Конечно, Павел Садырин с успехом работал затем в Москве. Привел в последний год существования СССР прославленный ЦСКА к победам в чемпионате и Кубке страны. Армейские болельщики тоже его любят, но все же это другая история.

Как его боготворили в Питере! Наверное, в нашей стране ни одному тренеру так не верили. Когда Садырина осенью 1996-го изгнали из "Зенита", в его защиту прошла демонстрация болельщиков — ее никто не организовывал, они собрались, пусть это прозвучит банально, по зову души.

До 1 декабря 2001 года тысячи петербуржцев — не только болельщиков, а и тех, кто не слишком интересуется футболом, надеялись на еще одно, последнее возвращение Садырина в "Зенит". Хотелось вновь пережить счастливые мгновения молодости, хотелось вновь прокричать "Самый лучший тренер в мире — Павел Федорыч Садырин"…

Михаил Григорьев. 18.09.2002 г.

ТАТЬЯНА САДЫРИНА: В СВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ПАЛ ФЕДОРЫЧ ПЛАКАЛ ОТ СЧАСТЬЯ

Кто-то из мудрых сказал, что как верно то, что жизнь сгорает подобно свече, так и непреложна истина, что свечи из хорошего воска горят ярче и дольше. Вопреки вихрю времени. Вопреки ураганным ветрам. Вопреки всем законам. Они – вечны, потому что к ручейкам их света снова и снова стекаются люди. Для людей – это маяк, и свеча вновь вспыхивает для того, чтобы те, кто идет на ее свет, не испугались ночи, не заблудились, не остановились. Чтобы верили… Живёт – пока помнят. Горит – пока дарит свет. А значит, и сейчас рядом. Павел Федорович Садырин. 18 сентября ему исполнилось бы шестьдесят три.


Павел Федорович Садырин, Татьяна Яковлевна Садырина и Юрий Павлович Семин.

Павел Федорович Садырин, Татьяна Яковлевна Садырина и Юрий Павлович Семин.

Четыре года – это сотни пройденных километров, это тысячи новых лиц, миллиарды новых чувств. А еще – это две-три исписанные до корочки и замененные на своего собрата записные книжки. Найти телефон супруги Павла Федоровича среди коллег по перу оказалось делом непростым – в новых книжках другие фамилии. Но…

«Да, конечно, звоните Татьяне Яковлевне», – Борис Петрович Игнатьев без запинки диктует нужные цифры. Все-таки в слове «друзья» слишком много простоты для его подлинного смысла.

ПО-ПРЕЖНЕМУ ОСТАЮСЬ ТАЛИСМАНОМ СЕМИНА

– Татьяна Яковлевна, у вас и по сей день замечательные друзья.

– Да, хотя мы начали тесно общаться с Игнатьевыми и Семиными только тогда, когда Павел Федорович стал тренером сборной России. Юрий Павлович и Борис Петрович были его помощниками, а помощницами помощников – Ирина Ивановна и Любовь Леонидовна. До того времени я их знала чисто внешне: встречались на футболе. А вот с 92-го года мы уже начали дружить семьями. С тех пор ничего не изменилось, ну а на данном этапе, когда не стало Пал Федорыча, конечно, больше всего общаюсь с женами Семина и Игнатьева. Хотя… Вот у меня недавно был День рождения, Семин поздравил и сказал, что я должна обязательно прийти на матч с Португалией.

– Приняли приглашение?

– Конечно. Тут еще дело вот в чем: давным-давно так получилось, что если мы с Пал Федорычем приходим к Семину на матч, «Локомотив» выигрывает. Не помню, в каком году было, но «Локо» играл финальную кубковую встречу, а мы все сидели на трибуне, болели за Палыча. Его команда проигрывала, до конца оставалось три минуты, и Люба Семина начала плакать. Я говорю: «Любаш, подожди, еще ведь есть время!» Не успела фразу закончить, как «Локомотив» забил гол. Ничья, а потом дополнительное время – и по серии пенальти Семины одержали победу. Я ей говорю: «Вот видишь, все хорошо! А ты плакала. Я же здесь!» Ну и, памятуя те истории, Семин и сейчас сказал мне: «Татьяна, приходи! Может поможешь?» А перед матчем звонит Любовь Леонидовна: «Ну что, на футбол не едем?» Я: «Как не едем? Юрий Палыч приказал, значит, надо!»

– Сам Павел Федорович иногда называл вас своей боевой подругой. На каких фронтах вам с ним тяжелее всего приходилось?

– На футбольных. Причем тяжелые этапы были и с «Зенитом», и со сборной, и с ЦСКА. Очень сложным было начало в сборной – письма эти и так далее. Ему ведь еще в 1990-м году предлагали возглавить национальную команду. Тогда он на это не пошел, сказал: «У меня есть обязательства перед ЦСКА, я вывел клуб в высшую лигу. Не могу бросить ребят, я им обещал, что мы станем чемпионами». А два года спустя все-таки согласился. Это ведь как: если человек творческий, самолюбивый, то он в любой работе стремится к новому этапу.

– Но ведь как дополнение к званию главного в сборной прилагаются и всяческие нюансы. Специфика тренерской работы в этой ипостаси пришлась ему по душе?

– Пал Федорычу нравилось работать в клубной команде, ведь там тренер – это все: и папа, и мама, и наставник, и руководитель, и кнут, и пряник. В сборной же работа зачастую больше организационная. Он, конечно, маялся без обычной для себя активности, ведь человек был – максималист: если работать, то так, чтобы поработал и упал без сил. Сложно было. Но Павел Федорович упертый, упрямый, самолюбивый. Помню, сказал тогда, после этого злополучного письма 14-ти: «Вот доведу до конца во что бы то ни стало, и, как бы все это ни закончилось, даже если станем чемпионами мира, уйду на следующий же день в отставку». Тяжело все это было. Тяжело и несправедливо.

– Многие ведь тогда не поняли, почему авторов письма, тех, кто подвел в разведке, он потом взял с собой в бой, в США на чемпионат мира.

– А он простил их всех. Потом, когда немножко все улеглось, сказал, что зла ни на кого не держит. Там ведь помимо самих «подписантов» были какие-то закулисные люди, и Пал Федорыч это прекрасно понимал. Единственное, повторял: «Ну как можно в такой ответственный момент подвести, бог с ним, меня как тренера, но сборную страны?.. Ну как же можно вот так себя погубить как футболиста?» Павел Федорович как тренер в плане денег ребятам не мог ничего обещать, и обращаться за финансовой поддержкой было бессмысленно: ведь как бы это ни звучало смешно, но это был просто тренер, нанятый за 100 долларов для подготовки команды.

Тогда перед ним и его помощниками стояла сложная дилемма. И обсуждая, что делать, Пал Федорыч, Семин и Игнатьев, помню, жуть как ругались и кричали. С одной стороны – не простить никого, принципиально вывести из состава всех, кто подписал это письмо, – наверное, с моральной точки зрения правильно. Но они оставались тренерами и думали об игре на чемпионате и о профессиональных качествах тех, кто должен был попасть в состав.

ПАША ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ СЕМАКА

– В одном из многочисленных интервью тех времен Павла Федоровича попросили ответить на вопрос, кто же для него все-таки в большей степени его подопечные, коллеги или дети. Он тогда, как показалось, немного ушел от вопроса, сказав, что чувства к ним испытывает смешанные. Так кем же все-таки были футболисты для тренера Садырина?

– Пал Федорыч все время говорил и рассказывал о них дома. Зачастую и относился к ним, как к детям. А по-другому, наверное, и трудно было: у него самого сын был того же возраста, что и Сережа Семак. Поэтому без проявления отеческой заботы здесь было не обойтись. И все-таки в последние годы его отношение к ним несколько изменилось. Но это, наверное, обуславливается и тем, что жизнь вокруг была уже не та: все стали говорить «мы – профессионалы, мы – профессионалы», но на поле зачастую показывали совершенно обратное. Вот тогда он стал пожестче и потребовательней.

– А чисто по-человечески были у него любимчики среди футболистов?

– Да, конечно, были. Он очень Серегу Дмитриева обожал, компанейского питерского парня. В «Зените» Сережа среди игроков выступал в роли старшего, и для Пал Федорыча был даже в некоторой степени помощником. Еще одного Сережу, Семака, тоже очень ценил. Говорил, потому что «Сережа очень хороший футболист и хороший человек». Вообще, характер для него многое значил. Вратаря Андрея Новосадова ругал совершенно жутко, но любил. Во взаимоотношениях с ним вообще было много специфических моментов: Андрюша был склонен к полноте, и для того, чтобы поддерживать игровые кондиции, его надо было держать в ежовых рукавицах. Сережа Перхун… С ним у Пал Федорыча сложились какие-то даже трогательные отношения. Он к Сереже больше покровительственно, как-то по-отцовски относился, и всегда повторял: «Это – талант. Посмотришь, он еще всех переиграет, он будет в сборной». Мишу Еремина любил, талантливого парня и по душевным качествам очень хорошего мальчишку. В той цээсковской команде, с которой он стал чемпионом и завоевал кубок, любимчиков было больше всего. Конечно, звезды по нынешним меркам в ней не играли. Играли просто крепкие хорошие ребята, футболисты. Но настолько как-то Пал Федорыч сплотил их и объединил! Многие ведь из них хотели разбегаться, но остались. Остались, и я думаю, что не пожалели. Команда провела несколько сезонов на одном дыхании: выход из первой лиги в высшую, а потом – сначала Кубок страны, а затем и звание чемпионов. Он любил по-отечески тех, кто с ним прошел этот путь.

– Как вы с ним отмечали эти золотые дни?

– Ну, Кубок не успели отпраздновать: только выпили шампанское после игры в раздевалке, а наутро попал в аварию и через неделю скончался Миша Ерёмин. А осенью, когда они стали чемпионами… Знаете, сначала как-то даже и непонятно было, а потом – по нарастающей, по нарастающей, по нарастающей: встречи в редакциях, на телевидении, с руководством. Тогда ведь ЦСКА был военным клубом. У нас дома есть фото совершенно замечательные: среди людей в военной форме один Пал Федорыч в гражданском. Он принципиально не соглашался ни на звание, ни на форму. Говорил: «Все заходят, козыряют, а я захожу, подаю руку и говорю «здравствуйте», неважно, генералу или полковнику». Но ему-то прощалось, а вот ребят на встречу с Главнокомандующим в Министерстве обороны обязали надеть военную форму. И они надели. Тогда как раз пошла мода на длинные волосы, а так как футболисты у нас всегда были первыми модниками, то доброй половине команды ЦСКА, чтобы подобрать под фуражки свои длинные лохматые прически, пришлось просить заколки и шпильки у подруг и жен. «Ну чудаки! – говорил потом Пал Федорыч. – Я их в военной форме и не узнал – такие бойцы стоят! Зато потом, когда на фуршете угощать стали, они фуражки поснимали, и волосы у всех по плечам посыпались…» Да, это для Пал Федорыча был самый большой праздник.

ПОСЛЕ ПОРАЖЕНИЙ ЧАСАМИ ХОДИЛ ПО КОМНАТЕ

– Многие из тех, кому довелось общаться с Павлом Федоровичем, в том числе и мои коллеги, отмечали, что характер у него – просто огненный, взрывной, импульсивный.

– Так оно и есть. Но Паша ведь еще и очень отходчивый. Вы же видите, как футбольные тренеры реагируют на происходящее на поле. Семин выскакивает к бровке и кричит, хотя его слов, может быть, зачастую никто и не слышит. Газзаев бегает кругами, прыгает, танцует и все такое. Лобановский сидел, раскачивался. Возле торпедовского Иванова находиться невозможно было, потому что он ругался так, что ой-ёй-ёй. А Павел Федорович большей частью молчал. Он все хранил в себе. Естественно, после полутора часов игры в таком состоянии он мог выложить что угодно, и многие пользовались этим. А вообще, несмотря на то, что он был взрывной и импульсивный, думаю, никто не может сказать, что он был злым или мстительным. Скорее, доброжелательным. Он очень любил своих футболистов. Мог при разборе игры их костерить на чем свет стоит, но потом подходил, хлопал по плечу и говорил: «Ничего, у нас все впереди. Нужно только то и то».

– Приносил Павел Федорович футбол с собой в дом?

– Ну как не приносить? Конечно. Особенно после игр. Не только приносил, но и приводил. Приезжал с друзьями, кричали, разбирались. Практически всегда. Очень редко мы после футбола уезжали одни. А когда бывало такое – плохое настроение, проигрыш или иная ситуация – он в одиночестве долго ходил по комнате кругами. Я знала, что в такие минуты лучше и не спрашивать ничего, а тихонечко заниматься каким-нибудь делом. Потом, когда немножечко остывал, он всегда обсуждал происшедшее со мной. Я кивала, вопросы всякие непрофессиональные задавала. Старалась фразу начинать так: «Ну ничего я в футболе не понимаю, но вот скажи мне, почему вот этот вот Икс или Игрек, или пятый или десятый номер делал то и то, а не то и то». Или возмущалась: «Слушай, ничего не понимаю в футболе, но сколько лет он играет? Неужели за это время нельзя научиться бить так, чтобы попадать в ворота? Значит, надо индивидуально работать!» Он отвечал: «Молодец, все понимаешь!» С юмором конечно, но… Ведь иногда непрофессионал больше видит, чем специалист. Просто из-за незамыленности взгляда. Может быть, поэтому Павел Федорович очень любил разговаривать с тренерами из других видов спорта. Помню, перед тем, как мы уезжали в Питер, где он должен был принять «Зенит», я устроила в честь своего увольнения прощальный обед в институте. Приехал и Паша, привез торт. Смотрю, разговорился он с нашим проректором по учебной части Борисом Адриановичем Стениным – известным в прошлом конькобежцем. Я спросила, о чем они говорят, оказалось – о тренировках. На следующий год Пал Федорыч поехал с «Зенитом» в Финляндию. Его спрашивали, почему именно в эту страну, ведь важно поле, климат, а тут более подходят Италия, Испания. Оказалось, что в том разговоре со Стениным речь шла и о тренировках в среднегорье в Финляндии, куда в свое время ездила сборная конькобежцев. Стенин рассказал Паше, что там очень хорошие перепады высот, а это важно на подготовительном этапе. О том, что сбор был проведен там, потом никто не жалел. Вообще, Паша был очень открытым для общения с тренерами других видов спорта. Говорил, что в каждом есть что-то, что можно перенять, какие-то неспецифические вещи. Но изо дня в день, из года в год у нас в доме жил футбол, футбол, футбол. Передачи футбольные, друзья футбольные, на поле – футбол, в спорах – футбол. Поэтому хочешь не хочешь, а я понимала, о чем идет речь. Хотя в споры не вмешивалась никогда. Так, наедине, могла сказать, понравилось мне или нет. Ну а после поражений всегда утешала его, ужасно расстроенного, словами: «Паша, не переживай так, это не последняя проигранная игра. Их еще столько в жизни будет, и наверняка какая-то еще будет проиграна. Ну зачем так переживать?» Но он максималист, он хотел всегда одерживать победы.

В ПИТЕРЕ ЕМУ УСТРОИЛИ ТРАВЛЮ

– Две свои чемпионские победы – с «Зенитом» и ЦСКА – он подарил двум разным городам. До сих пор между болельщиками Питера и Москвы идет спор: так какого же все-таки города человеком был Павел Федорович Садырин?

– Я думаю, что больше все-таки Ленинграда. Приехав совсем юношей из Перми, он большую часть зрелой жизни провел именно там. Играл за «Зенит», семейная жизнь сложилась, там сын родился, там он заканчивал выступление в футболе, там начинал работать как тренер, там стал чемпионом в первый раз. Хотя, когда Пал Федорыч попал сюда, в Москву и начал работать с ЦСКА, с ним переехала и часть ребят оттуда, и образовалась какая-то московско-питерская компания. Наверное, все-таки больше он питерский… Знаете, когда в последний раз он принимал «Зенит», и мы снова по приглашению Собчака собирались в Питер, я думала, что мы уезжаем… ну, если не навсегда, то очень надолго. Получилось, что всего на два года.

– Так что все-таки там произошло с «Зенитом»? Как получилось, что закулисные игры, о которых многие знали, и в которых огромное число людей участвовало, стали неожиданностью для Павла Федоровича?

– Паша ведь был очень открытым человеком. Но какие бы высказывания ни допускал, он никогда не занимался подковёрьем. Во-первых, некогда было ему, во-вторых, он абсолютно не был дипломатом. Очень многие друзья говорили: «Федорыч, ну надо поаккуратней высказываться. Ну что ты все как на духу говоришь?» Он отвечал, что говорит так, как думает. Его никогда не интересовало закулисье, это было не «его». Тем тяжелее и страшнее для него была та ситуация в 1996-м. Седьмого ноября к празднику ему принесли и вручили на лестничной площадке приказ: по окончании контракта уволен, и второй строчкой «благодарим за хорошо выполненную работу». И после этого никто никогда ни разу не объяснил ему, в чем причина. Было очень тяжело. Он вывел «Зенит» в высшую лигу, они неплохо сыграли в том сезоне, у него были планы на будущее. Конечно, если рассматривать всю ситуацию официально, не обращая внимания на моральную сторону дела, то это было сделано в деловых рамках, как это сейчас принято называть. Жестко, жестоко, но по-деловому – у человека закончился контракт, совет директоров решил его не продлевать. Но это ведь было ударом по нему. Таким, как тогда, я Пашу никогда не видела. Получить от своего любимого города, где провел, можно сказать, всю сознательную жизнь, такой удар… Конечно, он даже подумать не мог, что так случится.

– Но главный тренер, акционеры – это ведь отнюдь не те должности, которые подразумевают человеческий вакуум вокруг. Неужели не было людей, которые пытались как-то помочь разрулить эту ситуацию?

– Знаете, как выяснилось, в таких случаях друзей остается раз-два и обчелся. Они звонили, поддерживали, помогали. Мы тогда как раз с Семиными и Игнатьевыми собирались уезжать на отдых, но буквально накануне вылета Павлу Федоровичу позвонили от Яковлева и попросили не улетать, дождаться встречи с губернатором. Вообще-то знающие люди говорили: «Федорыч, если нужен будешь – найдут. Езжай, тебе отдыхать нужно». Потому что Федор

• источник: rusteam.permian.ru
Оставить первый комментарий
Сейчас обсуждают