Брат Мусы, Биба и рывок Савельича

Я-то думал, ЦСКА будет угрюм после 0:1 от «Спартака». Красно-синий плакат «Спасибо за победу» у Старокалужского шоссе будут эти прекрасные футболисты воспринимать как издевку.

Но нет — ЦСКА был весел. Даже веселее обычного. Не собираясь сосредотачиваться на уроках из поражения. И слава богу — нынешний ЦСКА силен настроением. Куражом.

Откуда-то с Десны обдавало нас всех, собравшихся у футбольного поля, горячим воздухом. Даже этот бег на солнце, казалось, ЦСКА в радость. Кто-то из Березуцких вышел в потешной белой панаме без козырька.

— Это Вася? — наугад предположил я. Издалека не разобрав изгиб носа.

— Вася, — подтвердили мне. — Специально в кепке вышел, чтоб корреспонденты узнавали.

Сам Василий, уходя час спустя с поля, лишь рассмеялся:

— Можно ж солнечный удар получить. Всю предыдущую жизнь я об этом думал, а сегодня решился и вышел в кепке. Нужен мне солнечный удар — в 32-то года?

Я тяжело вздохнул и покачал головой. 32 года — лучший возраст. В 32 я был таким же румяным, как Березуцкие.

Низко-низко, припав на одно крыло, планировал над нами самолет. Но даже ему не по силам было подарить всем нам тень.

Леонида Слуцкого не узнать — некоторая округлость в формах куда-то делась. Леонид Викторович стройнее Дзагоева.

Все эти волшебные изменения требовалось немедленно обсудить. Я собрался с духом и подошел.

— Отпуск провел в муках, — начал вкрадчиво.

Леонид Викторович покосился на меня настороженно. Ожидая продолжения.

Я подытожил:

— За месяц голодания сбросил 4 килограмма. Вы — 13! Полагаю, это подвиг.

Ей-богу, я не льстил. Слуцкий, чуть замедлив шаг, на ходу набросал рецепт, который превратит в Дзагоева и меня. Если останусь жив.

Ужинать томатным соком по рецепту Леонида Викторовича я еще готов. Но в пожелание «сто бассейнов ежедневно» мне страшно даже вдумываться.

***

Дорогу переходили степенно два чернокожих красавца. Один, Муса, важно протянул руку каждому корреспонденту. Влажную ладошку фотохудожника Иванова пожал с особенным значением — оценив размер объектива. Сфотографировался с каждым из поджидавших мальчишек.

На шее у второго словно орден Андрея Первозванного сверкали три золотые цепи навыпуск. Это было восхитительно. Оцепенел с бутсами в руках даже ко многому готовый Георгий Щенников.

— Это кто? — переспросил я шепотом.

Выяснилось — брат Мусы. Третий день в Москве.

***

За Щенникова я порадовался — человек только-только отбросил костыли. Глаза горели.

— Работать будет в общей группе? — спросил я у доктора Ярдошвили.

Доктор посмотрел на меня, словно на инвалида по уму:

— Вы что? Только пробежки на втором поле. Рано ему, вчера с костылем ходил…

Травму получил Георгий нелепейшим образом, на второй тренировке после отпуска. Футболисты такие ситуации определяют одним словом — «безобидная». Операция в Германии, пять недель восстановления прошло — еще пять предстоит.

А где-то на базе грустил надорвавший мышцу Думбья. Которому, слава богу, хоть операции не нужны. Пару матчей пропустит.

Неизвестно, когда вернется Цауня. На тренировке не было. После матча со «Спартаком» мелькнул в армейской раздевалке. Парню не везет — ломает одну и ту же косточку у стопы…

Развел руками и лучший друг Цауни Кирилл Набабкин: «Не представляю, когда вернется».

***

Тошич, пробегая мимо, поддел мячик, и полетел тот что есть мочи в старшего моего товарища Бориса Левина. Я уж испугался, родилась в голове печальная строка, — но рано! Левин и сгруппировался, и принял, и отпасовал. Не Лига чемпионов, понятно, но вполне себе ФНЛ.

Поразились и футболисты ЦСКА. Аплодировали на бегу.

— Я думал, он вот так сделает. — Веселый Тошич, не замедляя бега, изобразил куклу на веревочках.

Все хохотнули.

— Вода! — скомандовал Слуцкий.

Тошич, добрая душа, взглянул в сторону репортеров. Не кинуть ли им бутылочку? Не все ж экзаменовать резаными передачами…

На каждой тренировке своя драма. Тысяча сюжетов. Кого-то ощутимо не хватало. Я щурился близоруко, гадая: кого?

Ну, конечно же, Овчинникова! Чепчугов пластается вдоль ленточки, выуживая удары Акинфеева. Удар у Игоря могучий, и щадить дублера сегодня на намерен. Не то настроение после «Спартака», чтоб щадить.

А Сергей Иванович теми же минутами отчитывался в комитете по этике. И все мы, конечно же, за него переживали.

***

— Биба! — кричал кто-то. — Отдавай, Биба!

Бибой оказался Бибрас Натхо. Вполне себе вписавшийся в состав ЦСКА уже сейчас. Хватал мяч и кидался в лихую обводку на троих. Нет, на четверых. На пятерых!

Моментами проходило — никто не собирался вырывать мяч у Бибы, разрывая гетры на лоскуты.

Из языков Натхо предпочитает иврит. Английский едва-едва. С русским тоже скверно. Но играть ему все это не мешает — как и блестящему хоккеисту Червенке. Тот, отыграв годы в России, продолжал излагать исключительно на чешском.

— Здравствуй, Папа! — услышал я рядом. Это кто же? И о ком? А это 38-летнего Рахимича откомандировали на бровку ловить офсайды.

В ЦСКА Элвер отзывается на Папу. Не худшее прозвище — в Махачкале прошлого века прозвали худющего Рахимича Ван Даммом. Помнит ли?

— Я буду очень честный судья, — негромко сообщил всему прогрессивному человечеству Рахимич.

— Это надо проверить, — усомнился я. — Это вам еще ничего не предлагали.

Рахимич церемонно развел руками — так предложите же…

Но я предложил лишь тему для разговора.

— С Ранджеловичем созванивались?

— Да, — улыбнулся Рахимич. — Он уже в Краснодаре, тренирует детей. Очень доволен. Все Предрагу нравится.

Я вспомнил, как когда-то целыми вечерами размышляли лидеры «Анжи» Ранджелович и Рахимич над московскими предложениями. Под шум Каспия за окошком гостиницы «Приморская». Выбрали ЦСКА. Ранджелович, если память не изменяет, котировался чуть выше. А какие разные судьбы.

Рахимич, задумавшись, едва не проворонил офсайд — и той же секундой сосредоточился на футболе.

Вскоре сам подключился к игре. Вступал в отчаянные ретроединоборства с Виктором Савельевичем Онопко. Глаза мои расширились от ветеранской прыти, как у Набабкина перед Паршивлюком. Вот это задор, вот это сила! Бог знает когда закончивший Виктор Савельевич и сегодня украсит как футболист половину клубов премьер-лиги. Пробежал вдоль бровки — даже не вспотел.

Подхватив мяч, Савельич кинулся в прорыв. Ради одной этой картины стоило продираться сквозь столичные пробки в Ватутинки.

***

— Чиро, перехватывай! — кричал Слуцкий. — Где же ты, Чиро?

Я задумался. Это кто же в ЦСКА достоин сравнения с Чиро Феррарой, легендарным итальянцем? Разве что Игнашевич. Но не поздно ли — на тридцать шестом году придумывать Сергею новые прозвища?

Люди из ЦСКА со всей любезностью, заметив корреспондентскую грусть, растолковали — Феррара здесь ни при чем. Как и Игнашевич. А Чира — или Чера? — это молодой Никита Чернов. Центральный защитник.

— Очень хороший мальчик, — строго произнесли разъяснявшие. Будто я сомневался.

***

На трибунке кучковались прекрасные люди. Вот брат Мусы повернулся боком — позволяя рассмотреть еще и могучую серьгу. Вот гражданин в красных штанах — как Тото Кутуньо в 82-м году. А вот тренеры привели стайку детей из армейской школы. Слышу за спиной наказы:

— Смотрите на скорость передач. Смотрите, как люди открываются.

Посмотрел и я. В этот момент Понтус Вернблум с метра запустил мяч выше ворот. В мое время на такие чудеса способен был разве что Игорь Беланов. «Золотой мяч» просто так не давали.

Закончив тренировку, Леонид Слуцкий этот момент Понтусу со смехом припомнил: «Мартин Далин!» Вернблум не смутился — с жаром рассказал что-то в ответ. Указывая на бутсу…

***

Кому-то досталось по голени — сердобольный доктор Ярдошвили охнул и кинулся к чемоданчику. Но больной, оказавшийся Дмитрием Ефремовым, уже шел на поправку без врачей.

А вот к упавшему Дзагоеву доктор добежать успел. Рывок у Ярдошвили в экстремальной ситуации — словно у Блохина. С доктором ЦСКА определенно угадал, и здесь селекционная служба справилась с блеском. Счастье, помощь Алану на сей раз не понадобилась. Как был самым веселым человеком на тренировке, так и остался. Подумаешь — одним синяком больше.

После у дверей базы устроили Дзагоев со Слуцким озорной обмен репликами. Алан, хохоча, отправился на массаж. Задержавшийся у диктофонов Слуцкий еще долго улыбался.

— А зачем Набабкина штрафовать? — доносился до меня его голос. — Он игру в Казани пропускает, это самый страшный штраф…